Время года такое: война.
И пейзаж её сплошь одинаков:
Роща взрывов багрова стоит и черна
В окружении огненных злаков.
Когда похоронка пришла – для него
Застыли озёра и реки.
Не видел, не слышал старик ничего,
Как будто бы умер навеки.
«Кровинка, – шептал он, – надежда, сынок,
Ты ль голубем слыл средь голубок,
Тебя ль я на теле взрастил, как росток,
А стал я холодный обрубок».
Нет горестней слов, у кого ни спроси,
Чем в горести чёрной и длинной
Горькавое слово на горькой Руси,
Калиновой, терпкой, полынной.
А жизнь наклонялась, терпеньем дыша,
И в очи глядела Калине.
И тело его отошло. Но душа –
Душа не отходит доныне.
«Здоровы ль?» – спрошу,
и ответствует мне:
«Вестимо. Живём на покое».
А что он бормочет ночами во сне –
Не выдержит сердце людское.