Куда идём? Болота и болота.
Всё на восток… туда… Россия-мать!
В бою неравном гибнуть неохота,
Но и позорно дальше отступать.
Закат чадил. Атака захлебнулась.
Пехота под неистовым огнём
В сырой суглинок нехотя уткнулась,
Попятилась, прижатая свинцом.
Ну а сестра, девчонка, неумело
Ползла вперёд, где бушевал огонь.
Снаряды выли зло и оголтело,
И дым стоял, как вздыбившийся конь.
Она ползла. Шептала громко: «Мама!»
И плакала. И всё-таки ползла –
Отчаянно, испуганно, упрямо…
И расступалась ядовито мгла.
Она ползла, прикрытая лишь небом.
Ползла. Над нею ветер пуль хлестал.
И старшина, сжав кулаки, свирепо:
«Назад! Куда ты? Мать твою…» – орал.
Железа гарь. Шинель. Нога. Воронка.
И рядом глухо, как из-под земли:
«Пи-ить!.. Подмогни маненечко, сестрёнка.
Пошли, сестрёнка… До своих пошли…»
И силился вскочить. Не понимал он,
Что он без ног. Давился стоном: «Пи-ить!»
А санитарка слёзы вытирала
И умоляла: «Миленький, терпи…
Терпи. Чуток переведём дыханье –
И дальше. Скоро… Вон до тех берёз…»
Фашисты шли уверенно, нахально.
Шли, словно на прогулке, в полный рост.
Горланили развязно, громко, пьяно.
Тяжёлый дым стелился по стерне.
«Ещё чуть-чуть…» Но, взгляд подняв туманный,
Вдруг поняла, что отступленья нет.
«Терпи, родной…» Нашарила винтовку.
«Терпи….» И с нервным перекосом губ,
Не целясь, торопливо и неловко
Шальной огонь открыла по врагу…
Она от страха словно меньше стала,
Но всё равно не думала про смерть.
И, плача, всё стреляла и стреляла,
Как будто бы боялась не успеть.