Под ярким солнцем, после гроз
В мой край, войной изрытый,
Корабль души меня принес
Через моря событий.
Наших сил враги не перетянут.
Ненависти чувства не заснули.
Мы к селенью девушки Татьяны
Проложили путь штыком и пулей.
Улицы, сады, места речные
Взрыты, изуродованы грубо.
Вместо белых хат скорбят печные
Серые, как памятники, трубы.
Мне сказали люди с сожаленьем,
Да и сердце тоже подсказало,
Что не встретить более в селенье
Девушки с веселыми глазами.
Я подсел к старушке у бурьяна
И не знаю – плакать ли, молчать ли
Над открыткой от подруг Татьяны
С черною фашистскою печатью.
Таней много прислано открыток,
Строки эти я навек запомню.
Все они налиты кровью пыток,
Все они предчувствиями полны.
«Мама! Не увижусь я с тобою,
Больно мое сердце встосковало,
Знать, недаром прошлою весною
Мало мне кукушка куковала».
Я читал, тоской немою скован.
Ни о чем старушка не просила,
Лишь за автомат взялась рукою,
Напричет о дочке голосила:
«Рано ты, молоденькой и хрупкой,
Через край хлебнула горькой доли!
Каторги не вынесла, голубка,
Умерла у Гитлера в неволе».
Я иду в луга, в цветные дали,
Всё под солнцем радостно и пряно.
Я тоскую, думаю, страдаю
По тебе, родная мне Татьяна.
За тебя, за этот край богатый
Отомстить – одно мое стремленье.
Заряжаю диски автомата –
И сильней, чем прежде, в наступленье!
1943, Белгородское направление