Тропинка поднималась тёмным лесом,
Под плотным, хвойным, дышащим навесом.
Идущие смотрели с интересом
И взвешивали взглядом тот навес.
Темнело. Завершалось воскресенье.
Шла осень... Это всё-таки спасенье –
Сбежать от городского мельтешенья
На пару дней в глухой далёкий лес.
Две-три версты до станции осталось.
Глубокая и сладкая усталость
Так позабыто в нас переливалась,
Прося о сокращении пути!
Прищурившись, заметил наш вожатый,
Что возле той сосны щеголеватой,
Янтаринками длинными богатой,
Могли б свернуть и напрямик дойти.
Как водится, мы времени не знали,
Когда приходит поезд. Лишь гадали,
А в сапогах дремать в дощатом зале –
Не улыбалось... Хором: «Напрямик! –
Вскричали все. – Конечно, целиною!»
Сошли с тропы. Вожак, подобно Ною,
Уверен был. Тропинка за спиною
Вильнула и исчезла в тот же миг.
Деревья словно сдвинулись. От их ли
Молчанья как-то сразу мы притихли?
От шороха ль сухих иголок, рыхло
Прикрывших тьму невидимой земли?
Пошли подъёмы, спуски, перепады,
Кривым был путь прямой! Молчим – не рады.
Какое-то подобие преграды
Обзор перечеркнуло нам вдали.
Мы подошли. Уложенные ровно,
Лесной просвет загородили брёвна,
Вернее – тени брёвен. Кто-то, словно
Заворожённый, тронул каблуком –
И оболочка сразу проломилась,
Как скорлупа. Внутри уже не гнилость,
А пустота была. Как будто снилось:
Отборный лес, истлевший целиком!
От черноты, в массив готовой слиться,
К вожатому мы обратили лица.
– Да... – он сказал, – могли бы с курса сбиться:
Мне часто лесниковские жильцы
Пророчили: «Узнаешь каждым нервом –
Там кто-то взял участок, в сорок первом,
Под крышу б до зимы довёл, наверно...
Но даже не успел начать венцы...»
Простой ответ. Войны знакомый почерк
И в сей глуши оставил жирный прочерк,
И эту глушь статистика проскочит,
Не присчитав к народу никого.
Лес, мастерской рукою покорённый,
Лес вынянченный, ровный, окорённый,
Когда-то свежей стружкой озарённый,
Ждал столько, сколько мог. И нет его.
И помню, вот что показалось странным:
Зелёный мир – всегда по свежим ранам
Крапивным или ягодным бурьяном
Готовый зарастить любой просвет –
Не тронул место будущего дома,
Не просигналил войску травяному,
Как будто слышал звук шагов знакомых,
Мол, стало б веселей с тобой, сосед...
Забытые лесины! Не давите
На сердце! Где ж остался тот строитель,
Теперь уже совсем нездешний житель,
Успел ли он хоть вспомнить-то о вас?
Успел ли, хоть в последнее мгновенье,
Сквозь жаркую завесу отчужденья
Увидеть завершённое строенье
И за окном – зарницы детских глаз?
...По нам ударил залп видений всяких:
Не брёвна – плот в жестокой той атаке,
Среди реки исчезнувший во мраке
За первой вспышкой встречного огня.
Не лес, что окорён был для работы, –
Вязанки шестиствольных миномётов
Искали затаившуюся роту,
От страха и от ярости звеня.
...И снова предзакатным лесом тёмным
Торопимся. Молчим о том огромном,
Что, встретившись с маршрутом нашим скромным,
Оставило на нём свою печать.
Деревья – как зенитные орудья,
И нас уже не радует безлюдье,
И хочется, вдохнувши полной грудью,
Кому-то громко «Здравствуйте!» кричать.
В воображенье стыли перекрёстки,
Асфальта гладь взломал кустарник жёсткий,
Трава в подъезды лезла. По извёстке
Шли трещины – то вкривь, то прямиком.
Подземным глянцевитым переходом
Переползали змеи и у входа
На солнышке лежали. Дом, где мода
Блистала, – зарастал зелёным мхом.
Вот гастроном и с ним театр в обнимку –
Хотя бы человека-невидимку
Услышать! Хоть бензиновую дымку
Прибавить к этой ясности сквозной!
Витрину занавесила плющина,
Через афишу вылезла хвощина...
Я огляделся: что за чертовщина
Творится этим вечером со мной?
Лес расступался. Перед нашим взором,
Приветственно взмахнув нам семафором,
Мир станции открылся. «Полный кворум!
Вскричал вожатый. – Мы здесь не одни!»
Из зала ожидания туристы
Вдруг высыпали. Если и не триста,
Так тридцать – точно. Верещал транзистор
И нас не злил. И тут зажглись огни.
Программа выполнялась без изъяна:
Минуты две до поезда! Как пьяный –
Без рюкзака. Небритый и румяный.
...Подумать, подышать на холодке;
С внезапным ощущеньем переклички
Заметить в ожиданье электрички,
Что ты без шапки, снятой по привычке
Ещё тогда, а шапка – вот, в руке.