Всё дальше тот суровый час,
Его удары глуше.
А избы старые у нас
Похожи на старушек.
Белой ночью на Ладоге плачут кукушки
Да звенят по кустам комары…
Поутру распахнут свои ставни избушки,
Поутру застучат топоры.
Горизонты прозрачны, ветра шаловливы,
И такая вокруг тишина,
Словно в этих болотах, лесах и разливах
Никогда не гремела война.
У степенной старушки попросишь напиться,
Её взора робея слегка.
Она вынесет ковшик студёной водицы
Или с погреба молока.
И покуда ты пьёшь, той старушке охота
Рассказать – нестерпимо, до слёз! –
Как погиб её мальчик на этих болотах
И водицы никто не принёс…
Материнское сердце рвалось, да куда там!
Вражья сила вилась – вороньё.
Был мальчишкой, остался навеки солдатом…
Тут рассказ оборвётся её.
И уже по-домашнему ласково спросит,
В разговоре учтивость любя,
Кто ты сам и чего тебя по свету носит,
Есть ли мать и отец у тебя.
Будет ласково слушать, поддакивать чинно.
А под лёгким платком – седина.
А в задумчивом взоре – такая кручина!
И такая вокруг тишина…
И застынет слеза на щеке у старушки,
Как смола на морщинах коры.
…Белой ночью на Ладоге плачут кукушки
Да звенят, всё звенят комары.