Здесь ночь январская долга;
храпят всё тише, всё спокойней,
во сне сбегая на луга,
мобилизованные кони.
С.И. Кирсанову
Так и нет на свете учебников-волшебников
О страстях стихии стиховой…
Еду в эшелоне, будто некий Хлебников,
С тетрадью школьной, пухлой под головой.
Помогаю раненым, рослым, не капризным, –
Селам дальним пишу сыновьи посланьица,
Улыбаюсь кратким, строгим письмам,
В которых все «еще кланяются».
До задорной зари стынут стены теплушек во льду:
Раздышались поля густоснежные,
развертываются у всех на виду.
Кричат, при встрече здороваясь, паровозы-поводыри,
Лопаются на моих ступенях водяные волдыри.
За морем, на ржавых скрипках пиликая,
О любви распелись любимчики муз.
У войны – иная страсть великая, –
В ненависти не уймусь!
На свежем солнце, в апреле добреющем,
То настигнет эшелон полетом бреющим,
То разрушит сугробы – влажный зной, –
Взрывной волной ястреб стальной!
Поднимаются люди сильные, раненые,
Солят выродка серой крупной бранью.
Утро заботливое, раннее, успокой, согрей солдат!
Гудят паровозы, гудят…
Маслянистые крошки кирпичика-концентрата –
В руке осыпаются над времянкой,
закипают, слипаясь, в котелке.
А где-то, к нам приближаясь, шагает победа – отрада:
Шагает в лесах служивых, поднимает понтоны на реке…
Строки вздрогнули, давай барахтаться, прыгать,
Повинна в том вагонной тряски прихоть!