Как было? А было все буднично просто:
Рванулась пехота, согнувшись вполроста,
И криком «ура» распечатало рты,
И по снегу – зеленью – враг с высоты
Пол под ступнями мертвецки холоден.
Голый стою. И не греет стыд.
В белом тазу перезрелым желудем
Сердце мое лежит.
Я и не слышал, когда его вынули.
Сухо чернеет в груди дыра.
Ноги уже обметало инеем.
Не заморозьте меня, доктора!
Ах, для чего рассекаете сердце?
Я бы и сам рассказал о нем.
Левый желудочек, можете свериться,
До пузырей обожжен огнем.
Хуже нет бомбы визжания близкого,
Врезалось в память больней всего:
Страх мое тело к земле притискивал,
А та отталкивала его.
Матерью я почитал ее с детства,
В горе и радости к ней припадал.
Что же в тот час отказала в соседстве?
Не оттого ли, что Гатчину сдал?
Уж Ленинград окольцован заревом,
И довелось под Дубровкой мне
Призрачный жир из копыта вываривать,
Черный картофель печь по весне.
Не доконала блокада адова.
То ль не пыталась вышибить жизнь:
Ребра солдату голод обгладывал
И по-за ребрами сердце грыз.
Хватит на прошлое память науськивать!
Выстоял, выжил – что вспоминать!
Сколько земля моя вынесла русская,
Можно по сердцу солдата узнать.
Воину русскому есть ли в чем каяться?
Разве что сменит пред боем белье.
Жадность и подлость его не касаются.
Не захватайте сердце мое!
Что в нем, всегда беспокойном, ни скопится,
Мне за него не придется краснеть.
…Ах, это сон лишь? А сердце колотится,
Видно, ему нелегко и во сне.