Ещё порой ей снились по ночам
Пороховое огненное небо
И тусклая над книгою свеча,
Невкусный, горьковатый
ломтик хлеба…

Не от больничной белизны –
Наш врач ослепла от войны.
От медсанбатовских ночей
При зыбком пламени свечей.

Мы ушли из школы
В маршевые роты.
От доски – в окопы,
В родинках чернил.

Заросли, обвалились окопы,
Много лет пронеслось с той поры –
Шли тогда безоружные роты
На кинжальный огонь немчуры.

Этот день не забыть.
Этот день навсегда
В нашу память вошёл
Раскалённым осколком.

Ждёт тепла весеннего окраина.
С дочерью, средь мелочных хлопот,
Снайпер Зинаида Николаевна
В тихом Белоострове живёт.

Чуваш, мой друг, письмишко написал,
чтоб знали дорогие сердцу люди:
«Ваш сын Мирза живой… и скоро будет…»
Да только адрес мой не указал.

Мой первый враг! До гроба не забуду
Тот крючковатый палец у курка,
Белесых глаз осеннюю остуду
И застоялый запах чеснока.

Стали добрыми слухи
И весёлым оркестр.
На виду у разрухи
Всё ликует окрест.

Сын со мною по лесу бродил…
Вдруг остановился у обочины:
– У тебя такой окопчик был? –
Он спросил меня сосредоточенно.

Преимущество тех, кто остались в живых,
Только в том, что за ними права
О друзьях, о соперниках бывших своих
Произнесть приговора слова;

И в этот раз меня не встретил
И слов свиданья не слезил.
Весенний вяз коснулся веткой
И обозначил мой визит.

В сырой степи под Перекопом,
Где мы ломали рубежи,
Где были длинные окопы,
Рвы, загражденья, блиндажи

Хочу домой… Хочу быть вместе с теми,
Кто дорог мне, кто близок мне всегда.
Сквозь даль пространства, сквозь глухое время
Магнитом тянет вечный зов гнезда.

Берлин горит. Подтаявшая тьма
Все выше поднимается и выше…
Огонь вошел в угрюмые дома,
И с тяжким гулом оседают крыши,