В начале вражьего разбоя,
Когда был мир огнём объят,
Свои усилия утроя,
Работал наш военкомат.

Чей-то голос, высокий и зыбкий,
Стал тревожить меня без конца.
Отмахнулась легко от улыбки,
И она улетела с лица.

Это было в Брестской области
В год, когда сердца людей,
Будто бы у края пропасти,
Колотились тяжелей.

Как будем жить? Какие песни петь?
Кого забудем и кого полюбим?
На мир придётся заново смотреть,
Ведь мы теперь совсем другие люди.

Под мглой коричневой томясь,
Лежит Европа перед нами:
То вражья свастика впилась
В нее железными когтями.

Перебирая наши даты,
Я обращаюсь к тем ребятам,
Что в сорок первом шли в солдаты
И в гуманисты в сорок пятом.

Я спал в окопе тесном. Предо мной,
Январской озаренное луной,
Блестело поле. Красная ракета
С шипеньем догорала на снегу,

Гладок лоб. В петлице – «шпала».
Жизни ясен круг…
Что ж ты смотришь так устало,
Старший политрук?

Кто в эти годы воевал
На полуострове Рыбачьем,
Тот не забудет серых скал
И дней, которым счёт утрачен.

Без боли колет воздух туя.
Береза бело-золотая,
Сама себя живописуя,
Пылает, блещет, облетая.

Так это все? Прострелена рука –
И снова в тыл? В покой больничный, к сестрам?
А если гнев, как лезвие штыка?
А если ненависть безмерно велика

Саночки-салазочки,
ноги калачом.
Не глаза – буравочки,
вьюга нипочём!

Он возвратился в сорок пятом
И не узнал родимых мест.
Над чёрным прахом виновато
Сбочила церковь серый крест.

Колосья подняли в пыли
Свои усталые ресницы,
И на пожарища пришли
Погреться тучек вереницы.

Вся земля – на дыбы из-под ног!
Я живой, хоронить меня рано…
Но дорога к тебе – через тот бугорок,
Радость моя, ангел мой, моя рана.