И содрогнулись колокольни,
И свечи вспыхнули в ночи…
Опять в моей Первопрестольной
Во славу музыка звучит.

Рванулось сердце горячо –
И гулко, гулко застучало,
Едва почуяло плечо
Прикосновение металла.

Мне вспомнилась вдруг почему-то пилотка.
Красивая, в линиях плавных, пилотка.
Такая удобная эта пилотка…
Я рад, что пилотку застал.

Шли они, как на параде.
Ряд за рядом,
Те, кто грудью своей прикрыл
Последние корабли

Мы родились у стен аэродрома
На лобном месте матушки-Руси,
Где в лопухах на огороде дома
Расквашивали в шалости носы;

К порыжелой воде гнулись вербы с откоса,
Вился пар над разливами росной травы.
И звенели луга и просили покоса,
Но корежили землю глубокие рвы.

Кричала маневровая «кукушка»,
Гудел вокзал. Скрипели тормоза.
Коней вводили в красные теплушки.
А у коней печальные глаза.

Мела метель, дороги заметая.
Дрожали на морозе провода.
А мы стояли на ветру у школы,
Своим дыханьем согревая пальцы,
Стояли молча.
А вокруг ходили
Те, что согнали нас сюда на площадь,
Под окрики и лающую речь.

Это все на нотной бумаге:
Свист и грохот свинцовой вьюги,
Тяжкий шелест поникших флагов
Над могилой лучшего друга,

В проломах стен гудит и пляшет пламя,
Идет война родимой стороной…
Безмолвная, бессонная, как память,
Старушка мать склонилась надо мной.

В детстве я вас видел,
Слушал вас не раз,
Идл мит зайн фидл,
Тевье мит зайн бас.

А я опять читаю письма –
Те, что прислал с войны отец.
С врагом неделю батя бился –
Погиб под городом Елец.

О, продавался бы кинжал,
Который с одного удара
Неправду насмерть поражал, –
Я б первый нёс его с базара!

И стало тихо. День звенел, звенел…
Не веря, я смотрела на картину:
Вслед взмывшей птице мальчуган свистел,
А голубь плыл, бесстрашно крылья вскинув.

Подшил льняную ткань на воротник,
Оружие проверил перед боем:
Враг в ста шагах,
В сто раз следит за мною.