В сорок третьем году в Душанбе
Мама тихо сказала: «Тебе
Здесь придётся освоиться, Татка,
Эти горы надёжно стоят.

Сергею Орлову
Тяжелый след. Упрямый след.
Под пулеметами. Ползком.
Еще мне, может, двадцать лет

Этот день не забыть.
Этот день навсегда
В нашу память вошёл
Раскалённым осколком.

Ещё мне снятся сны годов сороковых:
Бегу, бегу, бегу вдоль серых мостовых,
Стою, стою, стою в хвостах очередей,
Гляжу, гляжу, гляжу в глаза учителей!

Что о войне я нового скажу?
Какую службу словом сослужу
Её ли огневому рубежу,
Её ли полевому блиндажу?

Над черным носом нашей субмарины
Взошла Венера – странная звезда.
От женских ласк отвыкшие мужчины,
Как женщину, мы ждем ее сюда.

Надо мною лазоревый холст,
А вокруг – всё леса да леса!
Край мой слуцкий из тысячи звезд
Хочет выткать себе пояса.

Пусть не иссякнет теплота,
Которой ты меня согрела.
Пусть будет вечной сила та,
Которой ты поила тело.

Он был не очень многословен,
Седой усталый ветеран.
Не вспоминал он реки крови
И не считал наград и ран.

Немецкими танками смяты посевы,
Свинцовая хлещет пурга.
Но грозное пламя народного гнева
Бушует в тылу у врага.

Всю жизнь передо мной
Страничка партбилета
И кровью надпись строчкою неровной:
«Умрем, но не отступим.

Легла на горы мгла глухая.
На берег густо тень легла.
Как чуткий зверь, из-за Дуная
На мягких лапах ночь пришла.

Наш старшина – Кравцов Алёшка –
Лежит ничком, и кровь кругом:
Нога оторвана, а ложка
Еще торчит за сапогом...

Слобода жила чуть-чуть в сторонке:
Обучалась жизненным наукам.
Но уже носили похоронки,
Правда, по соседним переулкам.

Черноморцы спят в палате,
За окошком ливень замер.
Тишина. Сестра в халате
Ходит тихими шагами.