У крыс фашистских зреют планы,
Иные крысы уж в пути:
Упаковавши чемоданы,
Через моря и океаны

Затих прибрежный ветерок,
Волна шуметь устала.
Стоит на море островок,
Каких у нас немало.

Спина как серп у бабы Катерины.
Хлебнула бед за век дремучий свой:
Из Курска муж, а сын из-под Берлина
Вернулись похоронками домой.

Мокрый снег белил окопы. Бил в лицо. Глаза слепил.
Сытый лектор в полушубке о грядущем речь вопил.
Он на подвиги и жертвы битый час нас вдохновлял.
По бумажке называя, кто геройство проявлял.

Шел на фронт я – стать пилотом.
Не прошел!
Стал командовать стрелками…
Брат пришел.

Тысяча четыреста восемнадцать дней
Мы были в долгом пути,
Среди сожженных лесов и забытых полей
Стояли лицом к врагу.

Изба стояла как свидетель
Седой далёкой старины,
Перенесла она на свете –
Как две болезни – две войны.

На носилках из шинели
Одиноко мне и жутко.
Изумленно шепчут ели:
«Неужели это Уткин?!»

Что это? Что это он?
Что он гудит над нами?
Воздух переплетён
Яблоневыми ветвями.

Хорошо до слёз! Истома.
Заурчало в самоваре.
Я отпущен из детдома,
Знамо, в гости к тётке Марье.

Отец погиб на поле боя,
Дед успокоился в тюрьме,
И мне остались от обоих
Лишь дырки в нищенской суме.

Ах, что за бабушка была
Евгения Васильевна!
Приду из булочной с угла
и сяду обессиленно.

Надо мужество иметь,
Яростными быть по духу,
Чтобы всё преодолеть –
Войны, голод и разруху.

Гигантский плуг войны с натугой
Корежил степь. Шел год второй.
Рванулся летом немец к югу,
Ударил танковой волной.

Среди гари и среди дыма,
Среди грохота и огня
Пролетали осколки мимо,
Не задев и чуть-чуть меня.