Мы играем в школу. Я солнце
Плохо знаю. Откуда знать?
Смерть отца, война, как колодца
Наледь, – студят. А мне лет пять.

И завтра – тоже воскресенье.
И то же самое число.
Не спится – лёгкое волненье
в бессонницу переросло.

Немало бед в пути мы испытали,
Мы стужей и жарою крещены.
Исхлёстаны свинцовым ливнем дали.
А я блуждаю по полям войны.

В меня из пулемёта стреляли только раз.
Галина Николаевна вела девятый класс,
А с ним восьмой и пятый – ребяческая рать –
В деревню Братовщина картошку убирать.

Сбираюсь в очередь за хлебом,
Платком увяжут – и бегу.
А фиолетовое небо
Лежит на мартовском снегу.

Резкий след прочертила указка,
от Москвы до Орла – полоса.
Где-то в прошлом рванула фугаска –
и земля тебе мчится в глаза.

Ты прости, дорогая, прошу,
что, умея так нежно любить,
собираюсь так долго прожить,
на немецкие трупы гляжу

Я видел бедные равнины,
поля послевоенных лет.
Я видел чёрные руины,
подвалов сиротливый свет.

Бой спадает, и вскипает, и рокочет.
Неотступно смерть над самой головою.
Лес руками переломанными хочет
Небо синее нащупать над собою.

Войну, как в небыль, унесло,
В сирени мирной тонет улочка.
Но, как и прежде, за село
Выходит в белом Дарья-дурочка.

Наши пушки вновь заговорили,
Пробил час. Мы выступили в бой!
Мерно лаг отсчитывает мили,
Чайки вьются низко над водой.

Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.

Не вздрогнул я, увидев фото,
Где пушка ввысь устремлена
И где бесформенное что-то
Вокруг… Я лишь вздохнул: «Война».

Пуля у предсердия:
жить – не жить.
Наклонилась седенькая.
«Пить, пить!»