Я думал, что, в атаках выжив,
К земле обугленной вернусь,
И по-иному мир увижу,
И ничему не удивлюсь.

Вспоминается мгновенно –
Ходят ходики в углу.
В тяжком времени военном
Всё для фронта. Мы в тылу.

На кромке переднего края,
лишь крикнуть успевший: «Вперед!»,
он знает, что он умирает,
не верит, что насмерть умрет.

Вдовы солдат погибших,
Опора сирот голодных,
Бессмертные в материнстве,
Познавшие муки богинь!

День Победы. Смертная тоска.
Как вагон, Россию отцепили…
Подменили даты и войска,
И героев павших подменили.

Я был рождён во времена,
Когда закончилась война
Победою!
О них шпана...

Трещал мороз, помолвленный с бедой,
Людской бедой, такой, что нету горше!
И к маю не осталось ни одной
Берёзы в заповедной Бабьей роще.

Мы с мамой сына помним шалунишкой:
Ты в раннем детстве был не слишком тих.
Перешивал короткие штанишки
Я для тебя из старых брюк моих.

В пятидесятых рождены,
Войны не знали мы, и всё же
Я понимаю: все мы тоже
Вернувшиеся с той войны.

В атаке недолгой у тихого Дона
Отец мой упал на разбитый лафет.
И стал я на Волге хозяином дома
В свои горевые одиннадцать лет.

Разведку размыло в тумане дебелом.
И взвод провалился в туман, как в трясину.
Я снова ощупал локтём парабеллум,
Который отдать пожалел Константину.

Концерт на заводе актриса давала,
Никто не принёс ей цветов.
Морозом расписаны своды подвала,
И ватники – в десять рядов.

Смотрю на карту – как же это рядом;
здесь шли на Мгу, а тут на Красный Бор!
Другая карта и с другим масштабом,
а в памяти двухверстка* до сих пор.

Всё было: обиды и страх,
и сердце стучало устало.
Травинкой на минных полях
терпенье мое прорастало.

Идем вдвоем на фронт путем-дорогой,
усталые, мы месим талый снег.
А по краям осевшие сугробы
напоминают о весне.