Я не знаю тебя, отец,
В детстве видела раза два,
Помню смутно, едва-едва,
Только знаю, что ты – не подлец...

На черном полустанке
в задымленном году
лежачие подранки,
мы слышали беду

Бой окончен. Передышка,
Может быть, на целый час.
Кто письмо любимой пишет,
Кто-то дремлет про запас.

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие с полей,
Не в землю полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

В этом городе всё – не моё,
Но приветлив, глядит не уныло.
Может быть, мне подскажет чутьё –
Где здесь детство моё проходило?

Года пятно отмыли с дезертира,
Который «отличился» в той войне:
Он, видите ль, стоял за дело мира
И выстоял от схватки в стороне.

…Мы жили двое. Трудно было.
И в этом не твоя вина:
Из-за опушки леса била
Прямой наводкою война.

Солдаты мы. И это наша слава,
Погибших и вернувшихся назад.
Мы сами рассказать должны по праву
О нашем поколении солдат.

Грунтовые, булыжные – любые,
Примявшие леса и зеленя,
Дороги серо-голубые,
Вы в прошлое уводите меня.

Заглядываю в книги о войне,
Сличаю факты, сравниваю мненья…
Там ни словечка лично обо мне,
И в полстроки – о нашем поколенье.

Когда метет во все широты
Мужское злое «душу – мать!..»,
Никто распластанную роту
Не может с наледи поднять.

Вот встретились – и, как родные,
Сидим обнявшись. Ты да я.
Рисковые и молодые,
И очень давние друзья.

Над деревней тишина, пахнет росами,
Розовеет в вышине лист берёзовый.
Спать тревога не даёт, память давняя,
На свидание зовёт поле дальнее.

Пора наступленья – она
Рычажная сила в руке,
А тут у реки кривизна
И рота прижата к реке.

Всю жизнь перед глазами, как живой,
Увиденный впервой солдат убитый.
Кругом движенье, гул, моторов вой,
А он у дома – всеми позабытый…