Изба стояла как свидетельСедой далёкой старины,Перенесла она на свете –Как две болезни – две войны.
Читать
Им, помнившим Днепр и Ингулец*,Так странно – как будто всё снится –Лежать между радостных улицВ земле придунайской столицы.
Вы просите, чтоб образ пулиНарисовал я и пальбу.В траве военного июляСпит череп с дыркою во лбу.
Опять весна. Как прежде, сноваСверкает солнце с высоты.Дома, одетые в обновы,Стоят, спокойны и просты.
Проходя по вздыбленному свету,Закаляясь в яростном огне,мой отец солдатом песню этуна Гражданской пел ещё войне.
…Дед выскочил из-за кустов,Как грозный гром,И поразил фашистовРусским топором.
Пора трагических вещей,народной болиминовала…Мы у детей не ищем вшей
На взло… на взлобке – взрыв за взрывом,В ста саженях – не наша власть.Мы выстроились под обрывом(Куда снарядам не попасть).
Ищу могилу своего отца.Читаю имена на обелискахподолгу от начала до конца –и не встречаю ни в одном из списков.
Живых не считали, а мертвых не счесть.Да этого им и не надо.Пожалуй, у дьявола, если он есть,Подобного не было ада.
Мистичка из местечкапредсказывала год,когда затянет речкалюдей в водоворот...
На площади плясали вдовы,Дела закончив второпях.Горели пламенем обновы,Обвиснув на худых телах.
Осенней новью так рвануло,Что вздрогнул за рекой погост.То взрывом огненным взметнулоНад Лугою* шоссейный мост.
Мы рано детство потерялиВ чужой и дальней стороне.В одной упряжке с матерямиМы воз тянули на войне.
О прошлом память сберегая свято,Я говорил и говорю опять:Пусть то, что испытали мы когда-то,Другим не доведется испытать.
Мы помним день с такою датой,Не пасмурный, не на ветру,Когда народ вдруг стал солдатом,Проснувшись рано поутру.
Не дома, а черепа здесь,И безгубы, и безглазы, и безносы;Ведь в жилых домах, как золото, сверкаютИ уста дверей, и очи окон
Благословляю полдень голубой,Благословляю звездный небосвод –За то, что он простерся над тобойИ лишь тобою дышит и живет.
Коптилки мигающий пламень.Мы с Диккенсом в доме одни.Во мраке горят перед намибольших ожиданий огни.
Кто входил в Будапешт в дни январских боев,Не забудут глаза матерей,Буду – груду камней и провалы мостов,Пешт – без окон, без крыш, без дверей.
Война кончается.ДымитсяБерлини корчится в огне…
Сидел солдат, плечо сутуля,Среди деревьев и травы.Дождинки плакали, не пулиПо каске, снятой с головы.
Сон, никогда не снившийся, – всё тот же,Ползёт, скрипит, в небытие скользя:В потёмках воют «виллисы»* и «доджи»**,Идти нельзя. И отдохнуть нельзя.
Был город взят. С гвардейцами-орлами,Вверх по ступенькам, через вестибюль,Как победитель он вошел в парламент,Где на колоннах – оспины от пуль.
В беспокойной прохладе страны неродной,У подножья Карпат, в полевом лазаретеБоевые друзья по соседству со мнойНынче были у смерти всю ночь на примете.
Брожу среди руин Рейхстага.Под щебнем в мусоре бумага,С гербом империи у края,Бесшумно тлеет, догорая.
Всю ночь метались по небу зарницы.Не умолкал суровый грохот боя.В то утро на военной колеснице —На русской пушке я вернулась в Ригу.
В этой роще березовой,Вдалеке от страданий и бед,Где колеблется розовыйНемигающий утренний свет.
Возвратившись с фронта в сорок пятом,Я стеснялась стоптанных сапогИ своей шинели перемятой,Пропыленной пылью всех дорог.
Версту не добрался до дому,Присел отдохнуть у бугра.Услышался шорох соломы,Родной говорок топора.
Под ярким солнцем, после грозВ мой край, войной изрытый,Корабль души меня принесЧерез моря событий.
Война, как буря, пронеслась,И небо снова в синеве.Но пороха следы у глаз –Он опалил ресницы мне.
Пули, которые посланы мной,не возвращаются из полета,Очереди пулемета режут под корень траву.Я сплю, положив голову на синявинские болота
Вот человек – он искалечен,В рубцах лицо. Но ты глядиИ взгляд испуганно при встречеС его лица не отводи.
Умолк фугас. Прошла беда.Как будто в первый раз увиделРазвалины и города,Проходит воин и строитель.
Все стихи, Книга 1, Год не указан
Все стихи, 1941, Книга 3
Все стихи, Книга 3, Год не указан