Начиналось с медных труб.А потом –В огонь и в воду.Навзничь.
Читать
Я несколько дней по центру столицыкружила…И вот на вокзале опять.Вижу усталые серые лица.
Летела пуля тридцать лет.Настигнут я – пробито сердце.И надо мной чернеет свет…От памяти куда мне деться!
Лампочка из гильзы от снарядаЗасветилась. Хата. Ночь темна.Я читал стихи, а в балке рядомБили пулеметы. Шла война.
Суставами хрустит во мне война,Кровавым сном мои кромсает ночи,И взрывами внезапными грохочет,И стонами протяжными полна.
Была моя рубашка в самом делеЕдинственной, и мать ее стиралаТак бережно, и влажной надевала –Мол, ничего, досохнет и на теле.
В бой иду, как витязь древний,За тебя, моя земля,За привольные деревни,За широкие поля.
Я помню кадры фильмов довоенных.Враг нападал. Сильны мы в грозный час.Удар, и вот идут колонны пленных,Почти готовых воевать за нас.
Опять картину смотрим про войну...
У подножья Пулковских высотЯ лежал, и смерти черный полозПридавил простреленный живот.«Ничего, до свадьбы заживет!»
Наши пушки вновь заговорили,Пробил час. Мы выступили в бой!Мерно лаг отсчитывает мили,Чайки вьются низко над водой.
Фронтовые дороги,Грозовые года…Ощущенье тревогиНе забыть никогда.
Нет, не печальницей кроткой, –Муза приходит в твой домКраткой военной сводкойИ вдохновенным трудом,
Нацистами взят Париж…На свастике Рим распят…Ты в сердце людей горишьНадеждою, Сталинград!
Я из холстины сшил кисет себе,Из клена выжег трубку ночью. Знаю:Они в моих скитаньях и судьбеБольшую роль наверняка сыграют.
Не дома, а черепа здесь,И безгубы, и безглазы, и безносы;Ведь в жилых домах, как золото, сверкаютИ уста дверей, и очи окон
Коптилки мигающий пламень.Мы с Диккенсом в доме одни.Во мраке горят перед намибольших ожиданий огни.
Кто входил в Будапешт в дни январских боев,Не забудут глаза матерей,Буду – груду камней и провалы мостов,Пешт – без окон, без крыш, без дверей.
Сидел солдат, плечо сутуля,Среди деревьев и травы.Дождинки плакали, не пулиПо каске, снятой с головы.
Был город взят. С гвардейцами-орлами,Вверх по ступенькам, через вестибюль,Как победитель он вошел в парламент,Где на колоннах – оспины от пуль.
Брожу среди руин Рейхстага.Под щебнем в мусоре бумага,С гербом империи у края,Бесшумно тлеет, догорая.
Всю ночь метались по небу зарницы.Не умолкал суровый грохот боя.В то утро на военной колеснице —На русской пушке я вернулась в Ригу.
В этой роще березовой,Вдалеке от страданий и бед,Где колеблется розовыйНемигающий утренний свет.
Возвратившись с фронта в сорок пятом,Я стеснялась стоптанных сапогИ своей шинели перемятой,Пропыленной пылью всех дорог.
Версту не добрался до дому,Присел отдохнуть у бугра.Услышался шорох соломы,Родной говорок топора.
Под ярким солнцем, после грозВ мой край, войной изрытый,Корабль души меня принесЧерез моря событий.
Война, как буря, пронеслась,И небо снова в синеве.Но пороха следы у глаз –Он опалил ресницы мне.
Пули, которые посланы мной,не возвращаются из полета,Очереди пулемета режут под корень траву.Я сплю, положив голову на синявинские болота
Вот человек – он искалечен,В рубцах лицо. Но ты глядиИ взгляд испуганно при встречеС его лица не отводи.
Мы из столбов и толстых перекладинЗа складом оборудовали зал.Там Гамлета играл ефрейтор ДядинИ в муках руки кверху простирал.
Пусть дойдет до потомков сквозь дали вековЭтот пасмурный день, этот холод штыковИ на площади грозная поступь полков!..Если нежность с суровостью славить в одно,
День догорел, чернобородый всадникСпускался тихо по тропинке с гор.Косая тень легла на виноградник.Мы разожгли на берегу костер.
Брожу ль в золотистые сумерки я,Спешу ль, озабоченный, утром рано, –Со мной разговаривают друзья –Деревья на улице Абовяна.
Дочка, знаешь ли ты,Как мы строили доты?Это было в начале войны,Давно.
Ослабла память? Быть того не может!И мне ли друга нынче не узнать?Но всё ж скажи, скажи, товарищ, всё же,Какой пришлось нам город штурмовать?
Все стихи, Книга 1, Год не указан
Все стихи, 1941, Книга 3
Все стихи
Все стихи, Книга 3, Год не указан