Не забытый, не угасший
Тот день и нынче – как бы сон:
Вечерней улицею нашей
Идёт безмолвно почтальон.

Свистя и воя, бомбовозы кружатся.
Оглохшие, лежим в зеленом рву.
А возле нас, охваченная ужасом,
Скребет дворняжка лапами траву.

С фронта письма,
письма,
письма…
Часто в них одно – «…убит…»...

Нас вихрь войны от игр отвадил.
Тут не до игр: забавы – прочь!
Что у тебя, малец, в тетради?
Одно и то ж: зима и ночь.

Она началась под Смоленском,
Там первая вышла глава –
Когда на лугах деревенских
Шуршала в пожаре трава.

Погиб? Нет, лжив рассказ!
Не мог он умереть!
В сраженье столько раз
Одолевал он смерть…

На пристрелянных высотах,
над стоячею водой,
мы оставили полроты,
может, самой молодой.

Расписался на рейхстаге:
Приходил и победил!
После Жуков на бумаге
Всё – так точно! – подтвердил.

О ночь сорок первого, полною чашей
Тебя зачерпнул я. Ребёнком меня
Траншеи кормили крапивною кашей,
«Катюши» баюкали в зыбке огня.

Едет женщина с букетом.
У неё в руках зажат
Куст сиреневого цвета –
Персональный палисад.

Посередине всей России,
На самом краешке села,
Три пацана в избушке жили,
А на земле война была.

Один он остался в живых после боя,
И, раненный сам, выбиваясь из сил,
В воронке, среди разбомблённого поля,
Убитых товарищей похоронил.

Прижав в асфальту цепь пехоты,
Срывая боевой успех,
Прицельно били пулеметы
С собора, что был выше всех.

Июнь рассыпает порошу
Ромашковых звезд на луга.
Я жизни тяжелую ношу
Пронес через пули врага.

Он убит в боях за Севастополь
Августовским днём
В сорок втором,
И на дне пустынного окопа
Был он похоронен под огнём.