Ворон, что ли, грусть накаркал,Чуя смерть её с небес.Разложи, цыганка, карты,Расскажи, где мамин крест.
Читать
Незаменимый отцовский пиджак.В нём, засучив рукава,Сено грузила мать на чердак,Ловко пилила дрова.
Небо. Синее небо. Голубые цветы.Влезть на облачко мне быда взглянуть с высотына родную долину...
Хотя порою завывали,Не запивали – бог храни!О горе бабы забывалиВ престольно-редкостные дни.
За каждого погибшего –По деревуСажают людиУ своих дверей...
Люди мира, на минуту встаньте!Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон –Это раздается в БухенвальдеКолокольный звон, колокольный звон.
Парашюты рванулись, приняли вес.Земля колыхнулась едва.А внизу – дивизии «Эдельвейс»И «мертвая голова».
Не таким уходил я когда-тона войну от родных островов.Только помнится пламя закатаи тяжелые всплески валов.
Смотрел я старый фронтовой журнална маленьком экране в нашем клубе.И вдруг в атаке сам себя узнал.И онемел, и стиснул зубы.
От голода не мог и плакать громко,Ты этого не помнишь ничего,Полуживым нашли тебя в обломкахДевчата из дружины ПВО.
Фронт не забыт. Его рубцы на теле.Мы цену жизни знаем хорошо.Не раз враги тебя стереть хотели,Но это мы их стёрли в порошок.
Я приду, жди меня из свинцовой пурги,От нее поседела моя голова.И к тебе прилетят, не настигнут враги,Мои теплые, полные ласки слова.
На солнечной поляночке,Дугою выгнув бровь,Парнишка на тальяночкеИграет про любовь.
Снова волнуется сердце…Утро далёкого дня.Друг мой из давнего детства,Генка окликнул меня.
Сегодня четыре полета подрядМы будем врываться в зенитный ад.А небо такое святое с утра.И в розовой дымке полоска Днепра.
А тогда, на начальном этапе,Рисовала я солнце на папе,А вернее, на снимке его.Я не знала о нём ничего.
Атака, атака – железное слово.В огне грозовой небосклон.И снится, и снится всё снова и сноваНочной изнурительный сон.
Ах, война!.. Но эти прожитые годыНе оставили на памяти следа…Лишь походы, лишь походы, лишь походы –Необорванная вечная страда.
Вспомним блокадные скорбные были,Небо в разрывах, рябое,Чехов, что Прагу свою сохранили,Сдав её немцам без боя.
Был я маленьким, очень маленьким –Может быть, чуть побольше валенка.Годы трудные, послевоенные.А от зноя – поля бесхлебные.
В войну играет мальчик на полу.Атака, и враги бегут на запад…Был мальчиком когда-то его папа,он очень часто рисовал войну:
В госпиталях, в артелях инвалидовСвободной территории страныСолдаты всех мастей, родов и видовВстречали окончание войны.
Доброй вестью Русь объята,Смех – и копоть от махорки.Возвращаются солдаты,Ордена на гимнастёрках.
Мы играем в школу. Я солнцеПлохо знаю. Откуда знать?Смерть отца, война, как колодцаНаледь, – студят. А мне лет пять.
Вот и всё… Де-факто ли, де-фитнес –Запоздалой свадьбе всё равно.Тамада пытался убедить насВ том, что жизнь закончилась давно...
Я не знаю, кто тому виной,Как такое вдруг могло случиться:Детство, опалённое войнойДо сих пор в мою память стучится...
Как же так? Не помню День Победы,Хоть его запомнить должен был:Я ж в тот день на Харьковщине с дедомВ спиртзавод Артёмовский ходил.
Детства не было. Было неявноесоглашенье с водой и травой,что живёт существо своенравноеи мотает большой головой.
…Долго ехала, Бога молила,Ветер смахивал слёзы с лица…Замираю над братской могилой –Там, где светится имя отца.
Рождён за десять дён до Рождествав кинотеатре. Мать, едва жива,не донесла кричащего евреядо Рождества, навеки молодея.
В воду речную войти попытаемся дважды:Всё изменилось вокруг со времён Гераклита.В польской земле существует местечко Едвабне,Тайна кровавая в этом местечке сокрыта.
«Ложись! – кричал какой-то дядя, –Чо, жизнь тебе не дорога?!»В траншею падал я, не глядя,Не став мишенью для врага.
Когда смотрю на это фото,Я, как мальчишка, встрече рад:Передо мной – родная рота, –Сто двадцать стриженых ребят.
Майский лес, объятый тишиной,Сосны, опалённые войной.Здесь вчера ещё гремел жестокий бой:Взрывы бомб, снарядов дикий вой.
Все стихи, Книга 1, Год не указан
Все стихи, 1941, Книга 3
Все стихи, Книга 3, Год не указан