Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить;

И что ни полдень, то сильнее
Разрывов гром над головой…
А немцы лезли все смелее,
Но нам нельзя в открытый бой.

Мой отец погиб на войне.
Ничего не оставил он мне.
Ни погон, ни звёзды, ни ремня,
Даже писем нет у меня.

Третьи сутки с боем отступаем
От родных, от взломанных границ.
Кружит пепел, как метель седая.
Пахнет гарью выжженных пшениц.

Палила Мотовилиха из пушек.
Бывало, как концерт свой заведёт,
Из цеха выбегали мы послушать:
Царица артиллерии поёт!

Кто сказал, что будто бы мала
Моя отчизна, Картли* дорогая,
Что словно малый диск она легла?
Кто выдумал: мала земля родная?

Сквозь сотни бед, сквозь все коллизии
До майских вод от первых льдин
Ушла Сибирская дивизия
С Наро-Фоминска на Берлин!

Война не вмещается в оду,
И многое в ней не для книг.
Я верю, что нужен народу
Души откровенный дневник.

Эта ночь минувшим бредила,
Горем с водкой пополам.
И дежурная (ох, вредина!)
Нас гнала по номерам.

Если летишь ты с фашистами драться,
Бей их нещадно в упорном бою.
Помни, товарищ, что все ленинградцы
Смотрят с земли на работу твою.

Враг был выбит русскими штыками.
Лишь печные трубы да зола,
Черепки да гильзы под ногами
И доска с названием села…

В газетке чахленькой фашистский рифмоплет
Наплел сентиментальное такое…
И сердце снова сутки напролет
Кричит, кричит, и нет ему покоя.

Мне хочется назвать тебя женой
За то, что так другие не назвали,
Что в старый дом мой, сломанный войной,
Ты снова гостьей явишься едва ли.

Гудит земля от тысяч ног,
Машины, люди – все в движенье,
На перекрестке трех дорог
Поймешь, что значит наступленье.

Он не давал нам, гад, покою,
Подстерегая каждый шаг,
Кружил, как ястреб, на рекою,
Где мы сидели в камышах.