Сидел безногий. Вместо ног – колёса.
Засаленная кепка кверху дном.
Рассеянно сидел и безголосо
Под равнодушно-окаянным днём.

И боги, и черти, и рати святых
От этого боя сбежали,
Тяжелый удар попаданий прямых
Корежит заклепки дюраля.

Ветряки пламенели
От червонного
Цвета заката.
Мужики собирались...

Гранитной вершиной в молчании строгом
Под самое небо поднялся вулкан.
Его огибают пугливо дороги
И лес боязливо стоит по бокам.

Стоянка не более часа,
Но врезалась в память навек:
Я здесь, на вокзале, прощался
С командой в пятьсот человек.

Те годы назад не воротишь:
Промчались в ночах грозовых.
Я помню: в разбитый Воронеж
Разбитый нас вёз грузовик.

Я слышал одного юнца,
Что, не придав словам значенья,
Сказал для красного словца:
«Я б руку дал на отсеченье».

Я не горел в огне.
И нет во мне свинца,
но помню о войне
я памятью отца.

Открытые степному ветру,
Дома разбитые стоят.
На шестьдесят два километра
В длину раскинут Сталинград.

На «чистых» и «нечистых» нас, познавших
В младенчестве все горести войны,
Вновь делят, но моей в том нет вины,
Что мой отец не числится средь павших...

Заря над лесом разлилась устало,
Бой отгремел… С огрызком сухаря
Я сел у пня, винтовка отдыхала
У ног моих, в лучах зари горя.

Позаросли окопы,
И ветер пахнет здесь
Не кровью – резедой.
Нацеленные ввысь...

Весна всегда похожа на победу…
На солнце – жизнь, в оврагах – трупный снег.
И как-то убедительней «приеду»
Сегодня я пишу в своем письме.

Эшелоны гремят обратные,
посреди зимы,
и китайские аккуратные
отстают дымы.

Ещё вчера была война.
Ещё вчера смерть лютовала,
А нынче зыбкая волна
Баркас качает у причала.