Шли в атаку, как приказано, попарно.
Вдруг товарищ мой умерил бег:
Не об этот ли валун, валун коварный,
Он споткнулся и упал на красный снег?

Когда в его окоп метнулось пламя,
Он заживо горел, но не ослеп.
Он и сейчас всё теми же глазами
Привычно зарабатывает хлеб.

Отрядный вожатый привёл пионерский отряд
туда, где солдаты по-братски в могиле лежат.
Ну что ж, посмотрите: тяжёл зеленеющий вал,
солдат не в обиде на этот последний привал.

О пропавших без вести гадают,
Смотрят вдаль печальные глаза.
До сих пор их дома ожидают,
Падает на карточку слеза.

Облака плывут над Бугом,
Плещут волны в берега.
И следим мы друг за другом –
Два смертельные врага.

На краю страны, у границы,
Окруженный кольцом дождей,
Всё чернеет царь меднолицый
На гранитной глыбе своей.

Руку
притянув
к бедру
потуже

Помнишь, Валька, задавались:
Дескать, в люди выбились?
Молодыми расставались,
Стариками свиделись.

Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

На краю дымящейся воронки –
Уцелевший стебель щавеля,
Снова писарь пишет похоронки,
Снова горем полнится земля.

Осталось наше поколенье
без женихов и без мужей.
И снова книга на коленях,
а за окном –

В поле, ручьями изрытом,
И на чужой стороне
Тем же родным, незабытым
Пахнет земля по весне.

Плещет речка, в дымке голубея,
Ровной зеленью оделся луг,
И в саду, где наша батарея,
Зацветает розовый урюк.

Я бежал от здорового дядьки.
Он кричал мне: «Убью стервеца!»
Я украл у него ночью с грядки
Два ядрёных таких огурца.

Парад сорок первого года.
Снежинки на жалах штыков.
И нету иного исхода.
И нету возвышенных слов.