Прошли года, но я забыть не смог
Тот год, когда в боях нам было жарко,
Как с нами шла в седой пыли дорог
Бесстрашная девчонка – санитарка.

Сомкнулись ножницы огня
Как раз над нашими рядами.
Был день. Глазам не видно дня:
Перед глазами – мрак и пламя.

В огромном мире был я маленьким,
Но в сорок третьем вдруг подрос.
Сосед наш старенькие валенки
И полушубок свой принёс.

Помню! Синявинские высоты
Брали курсанты три раза подряд.
Еле уволокли пулеметы.
А три батальона – там и лежат.

Как жалобно ястреб кричит
На этой опушке глухой!
И ветер полынью горчит
И трогает вереск сухой.

Как я забуду о войне,
Когда она сидит во мне?
Друзья, которых я зарыл,
Навек в меня вошли,

Ночи июня! Нету светлее, чем вы, и короче.
Как вы похожи на жизни солдатские, белые ночи!
Как вы похожи на губы любимых перед восходом –
Тёплые губы любимых в садах сорок первого года.

Лежит земля, от зноя бурая,
И молит небо: напои!
Донетчина, как перед бурею,
Молчит, предчувствуя бои.

Не вези, лошадка, лихо,
Не гони повозку, кучер,
Не оставь ребят без жмыха,
Пусть возьмут из доброй кучи

Небо смрадное над рожью.
Полыхает степь огнём.
Мы идём по бездорожью,
По родной земле идём.

Идет колонна за колонной
В порядке строгом. Впереди,
Одет в мундир темно-зеленый,
С крестом железным на груди

У гранитного обелиска
Волга плещется близко-близко,
Ветер Вечный огонь колышет,
Я пришла к тебе, маша, слышишь?

Казалось бы, какой на фронте юмор?
Но всё бывало на путях войны…
Пришел приказ: не мешкая, без шума,
мы в полк доставить «языка» должны.

Ещё метёт во мне метель,
Взбивает смертную постель
И причисляет к трупу труп, –
То воем обгорелых труб...

Брожу ль в золотистые сумерки я,
Спешу ль, озабоченный, утром рано, –
Со мной разговаривают друзья –
Деревья на улице Абовяна.