Как нереально то, что до войны:
Кудрявый мальчик в чистенькой матроске,
На синем гюйсе* – белые полоски.
Рот приоткрыт. Глаза удивлены.

Мой учитель
Сергей Николаевич Марков
на войне и в тюрьме
был всегда одинаков...

Романтики, мы увлеченно жили,
К полетам в небо так тянуло нас.
Но солнце тучи черные закрыли,
И нашу юность опалил фугас.

Склонюсь к твоему изголовью
в плену у больничных палат,
отец, истекающий кровью,
как в тесном окопе солдат.

Не подвигались стрелки «мозера»*.
И ЗИС**, казалось, в землю врос.
И лишь летело мимо озера
Шоссе с откоса на откос.

Почему я плачу в День Победы,
почему бывает горько мне? –
не терял я ни отца, ни деда,
никого из близких на войне...

Пока к этим склонам
И к братским могилам
Мы ходим с поклоном –
Не зря всё, что было!

Конец сороковых. Мужская школа.
Ещё мы злые с голоду. Но всё же…
Учителя, как на подбор, мужчины,
а это как-то, знаете, бодрит.

Сошла победная весна
С небес под голос Левитана,
И это было даже странно,
Что в прошлое ушла война...

Склонилася туча над речкою синей,
Донецкая в небо уперлась дорога.
«Куда поспешаешь, расхристанный сын мой?
Зайди к старику, посидим у порога.

За речкой Нарвою вчера
Я шел с врагами биться.
Мое победное «ура!»
Слыхала мать в столице.

Нацисты шли по Киеву парадом…
Мы семь десятилетий без войны.
И прятал ветеран свои награды
Под старый плащ, чтоб были не видны.

Пожитки люди притащили:
Захватчик изгнан из села.
Домой вернуться поспешили,
Но сожжены дома дотла.

На грозных дорогах войны,
Собой заслоняя Расею,
Поднялись курганы страны:
Мамаев!...

Не родился, а всё уже было
Решено до меня обо мне,
Чтобы солнце моё не всходило,
Не расцвёл медунец по весне…