Харьков слышит гул родных орудий.
Гул все громче. Звук разрыва сух.
Превратились в слух дома и люди,
и деревья превратились в слух.

В машине реанимации
Долго спасали сердце.
Электрические разряды
Ещё, ещё и ещё...

Трепет взорвавшихся почек,
рокот весенних дождей…
Мать говорила: «Сыночек!
Мир не без добрых людей».

По снежным дорогам России,
Как стаи голодных волков,
Бредут вереницы немые
Плененных германских полков.

– Вернешься – ты будешь героем,
ты будешь бессмертен, иди! –
И стало тревожно, не скрою
что-то кольнуло в груди

На фронт уехал парень молодой,
Испытанный экзаменом суровым,
С победой возвратился он домой,
Черноволосый – стал белоголовым.

– Ну что ты плачешь, медсестра?
Уже пора забыть комбата…
– Не знаю, может, и пора. –
И улыбнулась виновато.

Ему – солдату Сталинграда, –
Душа, признание открой.
Он все круги земного ада
Прошёл как истинный герой.

На той войне был скоротечен
Прощанья скорбный ритуал.
Как помню, по шпаргалке речи
Комбат над гробом не читал.

Вновь слезой набежала
чистой песни волна.
Музыканты базара,
это ваша вина!

Снаряды воздух разрывали,
Был день огнём и кровью крашен,
А тропкой девочка босая
Бежит, бежит навстречу нашим.

В том победном году сорок пятом
Шёл вернувшийся с фронта солдат.
Я не мог восхищённого взгляда
Оторвать от блестящих наград.

Перед дальней дорогой – давай повторим,
Как гляделись мы, помнишь, в лесную криницу
Как, смеясь, pасставались мы с детством своим,
В опрокинутом небе искали синицу.

…А май звенел, светлели дали,
И люди плакали и пели,
И из руин дома вставали,
И топоры кругом звенели.

Мечтал Доржи Банзаров*: час пробьёт,
и зов свободы окрылит людей,
и сам Гэсэр** потомков призовёт
в ряды своих земных богатырей.