Мы в битву шли, судьбу деля,
Первопроходцами возмездья:
Была крест-накрест вся земля
В патронташах дорог железных.

Что ж, нам уже за пятьдесят сегодня –
Как будто за спиной легла черта.
И как мираж – косынки тех девчонок,
Что в школу с нами бегали тогда.

Ручьями бруствер быстрыми изрезан,
На нём густой травы и нынче нет,
И каска – проржавелое железо –
Лежит на дне окопа тридцать лет.

Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

Ворвалась война на проспекты Берлина,
Слетели запоры с фашистских ворот.
Там армия наша – страны-исполина –
На штурм на последний победно идет.

Он из стакана воду пил.
Не потому, что не любил
Весенних струй игру живую.
Не потому, что страсть земную...

Не по годам, серьёзно слишком,
На мой вопрос: «Цветы кому?» –
Ответил с гордостью мальчишка:
«Цветы дедуне моему…»

Нет, мы тогда не утопали в страхе,
Как нынче утопаем, постарев!..
Где я родился?
В сталинском бараке.

У дома женщина стояла
Необычайной красоты.
В ее глазах тоска мерцала,
Немой вопрос: «Куда же ты?»

В саду играет полковой оркестр,
Огнём горят начищенные трубы,
И тесно от солдаток и невест,
И беспризорны спеющие губы…

Каждую неделю издалёка
Приходили письма капитану.
Девушка подписывала строки
Самым светлым именем – Светлана.

Уже ребенком я хлебнул с лихвою.
Над колыбелью маялась нужда.
Из дома в дом она брела за мною.
Краюхой хлеба грезил я тогда.

Как чайка, которую ранил стрелок,
О солнце вздыхает, вся кровью залитая,
Так ты, моя Родина, горем убитая,
С надеждой глядишь на багряный восток.

А может быть, пройдёт
Немало лет.
И вех.
И я увижу тех,

Металла ржавые осколки
Ложатся тяжко на ладонь.
Они грубы, остры и колки.
Их разметал войны огонь.