Без остановок эшелоны,
С горчиной хлеб из лебеды.
Разносят скорбно почтальоны
Стон треугольников беды.

Всё было как вчера. Они травой немятой
Шагали вместе в школу по утрам…
Веселые советские ребята –
Хорошая, родная детвора…

На площадях сажают ёлки,
Бульвар акацией пропах.
И оттесняет барахолку
Открытый вновь универмаг.

Помню навек поезда проходящие,
Бурю железную, грохота шквал, –
Так ощутима любому смотрящему
Боль будто вдвое сжимаемых шпал.

Русский солдат и немецкая девушка…
После шести разлучальных декад
Вновь обретённую бабушку дедушка
Нежно целует – и я за них рад…

Перед скамьей садовой
Старенькое окно.
«Мама!» – в устах седого
Это звучит смешно.

Шумят под Можайском дремучие ели,
И сосны шумят, потерявшие сон.
Четыре недели, четыре недели
Сражается насмерть в лесу батальон.

Тех первых нет – мы все теперь вторые
из поколенья, опаленного войной.
И случай, может быть, тому виной,
что хоть в рубцах, но все-таки живые.

…И заснул я, охваченный дрёмой,
Снилась нива, светясь как луна,
Потому что подушку соломой
Мне в санбате набила война.

Мы знаем, как никто на свете,
Войны отчаянья и мглу.
Всё больше старики да дети
Тогда работали в тылу.

Расскажи, поведай, Тускарь,
сколько их легло под Курском?
Сколько там осталось наших,
сколько живших, сколько павших?

И гранит, и бетон, и сталь
В эту ночь мы с землей смешали.
Под ногами хрустел хрусталь,
Тряпки шелковые шуршали.

Помеченной воронками тропою
Через кусты, избитые осколками,
Меня когда-то вынесла из боя
Курносая девчонка с рыжей челкою.

Дед Сысой не спал перед грозой –
Всё ходил, поскрипывал кирзой…
Громыхнёт в полнеба, почернеет!..
Он закурит, вслушиваясь в гром…

Играли дети на панели,
Мелком квадраты начертив.
Но снова свист. Опять разрыв.
Лежали дети на панели,