Наземь он упал во время боя,
Ночь мгновенным озарив огнём.
Прах ушедшего от нас героя
Мы земле сегодня предаём.

Стужа расписала розами стекло,
Песнями солдата встретило село.
«Перешел ты горы, степи и мосты,
Неужели смерти не боишься ты?»

Ещё мы помним тех ребят-солдат,
Что и махоркой даже не пропахли.
Давно уже со стен они глядят
Глазами пожелтевших фотографий.

Под смоленской стеною –
Не простые покойники.
Под смоленской стеною –
Зарыты полковники,

У песочницы только и слышно,
Где в песке на «бандите» «бандит»:
«У Наташки поехала крыша –
Вновь Наташка ночами бомбит!»

Осень, осень… Дороги войны…
В роты пахари сведены,
И не тракторы над Днепром –
Орудийный зловещий гром.

Распаханы траншеи и окопы,
А под горой, почти что невредим,
Бетонный ДОТ
смирившимся циклопом...

Эти стены мощные и своды,
Дважды побывавшие в огне,
Знали в дни суда и на войне
Две победы света и свободы*.

Увяла ночь, а сна и не бывало.
Московская газета на столе.
С её страниц мне душу жгут напалмом.
Я пулями пришит опять к земле.

Подымайся в бой суровый!
Сбросим рабские оковы,
Уничтожим тяжкий гнет!
За оружие, народ!

Берлин горит. Подтаявшая тьма
Все выше поднимается и выше…
Огонь вошел в угрюмые дома,
И с тяжким гулом оседают крыши,

Был пленный немец тощ и жалок.
«Капут, – он бормотал, – капут!»
Я протянул ему в подарок
Кисет солдатский табаку.

Внимай! Последние известья!
Весь мир об этом говорит:
В дыму берлинские предместья,
Гнездо фашистское горит!

Я живу. Я – случайно спасённый.
С божьей помощью я не погиб.
Я живу под метельные стоны,
Под декабрьские всхлипы пурги.

Вон в небе журавли… Куда стремится
Высокий и нестройный их отряд?..
Под ними сёла курские горят,
И негде отдохнуть усталым птицам.