И в памяти встанет картина:
Болотце. Тропинка. Калина.
И юной травы пересверк.
Спускается с горки в долину...

Был отступленья путь солдатский горек,
Как горек хлеба поданный кусок…
Людские души обжигало горе,
Плыл не в заре, а в зареве восток.

О, поле боя, поле боя!..
Воронеж. Мне двенадцать лет.
И солнце светится рябое
На змейках пулемётных лент.

Хорошо, что в чертах сыновей
Сохраняются наши черты –
Те же складки меж темных бровей,
Те же склонности, те же мечты.

Сколько было детей на Крестовском
до войны!
Я видел – сотни!
По именам...

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.

Прости, если письма приходят нечасто:
Всё дальше война от отеческих мест.
Неделю назад штурмовали мы Яссы,
А нынче без боя вошли в Бухарест.

Май суров. Рассветы холодны.
День Победы. Снег же – только тает.
Я забыл, как было в дни войны, –
Люди о печальном забывают.

Вы нашей земли не считаете раем,
А краем пшеничным, чужим караваем.
Штыком вы отрезали лучшую треть.
Мы намертво знаем, за что умираем:

Не надо лжи –
Здесь поле брани!
Не сосчитать погибших тут.
В годину тяжких испытаний...

Мальчишки сельские всё ждали чуда
И перемен. Мальчишкам повезло:
К исходу дня неведомо откуда
Военные приехали в село.

Под синью нелёгкого свода,
Купая в цветах и любви,
Весна сорок пятого года
Кричала солдату: «Живи!»

В декабре всё помертвело,
Холодов пришла волна,
Стало слышно, как гремела
Под Калинином война.

В чем слава солдат, уходящих в атаку, –
Глазам не увидеть, рукам – не объять.
Она не жестянка нагрудного знака,
И слово не в силах ее передать.

Порой бывает,
беды за бедою
берут в такой железный оборот,
что кажется...