Февраль. Лютуют холода.
В узорах окна от мороза.
Звенит промёрзшая берёза...
И трескотня, и грохот льда.
Чуть дрогнул занавес... Темно.
Экран широкого формата
Вдруг ожил – началось кино,
Плеснув лучом из аппарата.
Лишь тихий шелест чьих-то губ
Прервёт случайное соседство.
Мне вспомнился наш сельский клуб
В послевоенном горьком детстве.
Грустнеет вечер. С ивняка
Скатилась к озеру прохлада,
Трав аромат и молока
С лугов в деревню вносит стадо.
И стайкою дельфиньих тел
Стремглав летели ребятишки:
Там, возле клуба, тарахтел
Моторчик кинопередвижки.
В зал втискивались всем селом,
Назло невзгодам и заботам,
И пахло празднично «кином»,
Бензином, плёнкою и пóтом.
И расстилались на стене
Родимые седые дали,
Но чаще – фильмы о войне,
И в зале женщины рыдали.
Пусть рвётся, глохнет – не беда!
Смотреть готовы до рассвета,
Ведь не было у нас тогда
Проблемы лишнего билета.
Всего экран не мог вместить,
Что в жизни нам пришлось увидеть...
Ведь он учил нас: как любить
И так же сильно – ненавидеть.