В бинокле – руку протяни лишь –
Окопы фрицев. И в упор
Взгляд из-под каски… Пальцем сдвинешь
С предохранителя затвор…

После Победы, вести о которой
Преобразили каждого из взрослых,
Пришло и к нам, мальчишкам, торжество.
С утра свои землянки покидая...

Мужа на фронте убили.
Пятеро малых детей.
Их прокормить – не осилить.
Даром пятьсот трудодней.

Осталось наше поколенье
без женихов и без мужей.
И снова книга на коленях,
а за окном –

Своей колючею щекою
Коснулся ты моей щеки,
Пожатье крепкое, мужское
Соединило две руки.

Товарищ мой, отец мой молодой!
Мне кажется, в другом каком-то веке
Была машина марки «студебеккер»
И год послевоенный, золотой.

Постели ты, ветер, мне постель из листьев,
У глухой дороги мягко постели.
Я устал на свете от людской корысти,
Жгут мне грудь тревоги, скорбь родной земли.

Снова к горлу приставив штык,
Продолжает фашист допрос.
Снова в этот жестокий миг,
Стиснув зубы, молчит матрос!

Мы с тобою не лыком шиты
И не скроены кое-как.
Если были однажды биты –
Значит, битым был трижды враг.

Романтики, мы увлеченно жили,
К полетам в небо так тянуло нас.
Но солнце тучи черные закрыли,
И нашу юность опалил фугас.

Белой ночью на Ладоге плачут кукушки
Да звенят по кустам комары…
Поутру распахнут свои ставни избушки,
Поутру застучат топоры.

Только снег и пепел. На руинах
Печи, как распятия, стоят.
Только пепел. И сырой суглинок,
А под ним – ребята наши спят.

Я помню, нас готовили к параду
И дух в нас поднимали боевой.
А мы параду сами были рады
И шаг тренировали строевой.

Погасли звезды в полумгле багровой.
Тянуло дымом горестным с реки.
Мы шли на фронт по площади Дворцовой,
Примкнув к винтовкам новеньким штыки.

В кромешной тьме бураны шумные
Встают во весь огромный рост.
А дома на печи под шубою
Не страшен никакой мороз!