Всю жизнь передо мной
Страничка партбилета
И кровью надпись строчкою неровной:
«Умрем, но не отступим.

Из Нюрнберга, сжатого кольцом,
Мой друг привез свои святые снимки:
Он там работал в шапке-невидимке,
Хотя официальным был лицом.

Как трудно обстановку оценить
Солдату, что становится поэтом,
Когда за танком вьется бабье лето,
Когда горит серебряная нить

Едва война сменилась миром
И стала тишь, куда с добром,
Вдруг, неподвластный канонирам,
Из тучки выкатился гром.

Мокрый снег белил окопы. Бил в лицо. Глаза слепил.
Сытый лектор в полушубке о грядущем речь вопил.
Он на подвиги и жертвы битый час нас вдохновлял.
По бумажке называя, кто геройство проявлял.

Не скоро кончится война,
Но скоро смолкнет гром зениток.
Над переправой – тишина,
И небо тучами закрыто.

Когда была объявлена война,
то мама и миллионы матерей
так охнули по-бабьи, что казалось
охнула Земля.

Она упала в сквере за углом,
Где девочка пекла в песке ватрушки
И разливала чай песочный в кружки,
Студила чай за кукольным столом.

Убить человека непросто,
если даже приказ…
У немцев в руках полмоста,
и, ясно, чуть меньше у нас.

Упала бомба в мойку против дома,
Где Пушкин жил, где свой окончил путь.
Насколько бомба та была весома
И многотонна ли – не в этом суть.

Ношу в кармане телеграмму –
Какая радостная весть:
Уже и дочка стала мамой,
А у меня внучонок есть.

Горжусь своей долей, но если
Заглянете в душу мою,
Поймете – печальные песни
Недаром я часто пою.

Пробивался на запад, назад
Сорок первого года солдат.
Через рощи с пропавшей листвой,
Через реки с оглохшей плотвой

Был бойцом стрелковой роты
Наш земляк Иван Скворцов,
И среди своей пехоты –
Молодец из молодцов.

Ах, война! То метит в лоб,
То заходит с тыла,
Вот он, узенький окоп –
Братская могила.