Мы притащились из разведки,
Свалили в угол «языка»,
Комвзвода, связь ругая крепко,
Кричал: «Варшава! Я – Ока!..»

Была война… мы малышами были.
Нас было много, мать – на всех одна.
Тогда досыта мы поесть любили.
А где возьмёшь, когда идёт война?

Если летом зной, а весной дожди,
А зимою шинель во льду,
Если пуля над ухом свистит: «Уйди!» –
Отвечает он: «Не уйду!»

Все, что носил я на войне, сносилось.
Куда девалось – неизвестно мне…
Одна ты, плащ-палатка, сохранилась,
Осталась, словно память о войне.

Тёть Феша вымыла раму,
Отставила раму в сторонку.
От мужа ждала телеграмму,
А ей принесли похоронку.

Под струями свинцового дождя
Упал солдат зелёным утром мая,
На песню до победы не дойдя,
Руками землю крепко обнимая.

Третьи сутки тащил эшелон
В тыл куда-то больного парнишку.
Паровоз так дышал тяжело,
Словно был он измучен одышкой.

Тихо плещет море,
в небе синева.
В тишине бульваров
шепчется листва.

Всяк непредвзятый да поймёт,
какою дорожу любовью
к своей деревне, что над Обью
в ладах со временем живёт.

…А май звенел, светлели дали,
И люди плакали и пели,
И из руин дома вставали,
И топоры кругом звенели.

Тогда еще не было Русской державы,
Дымились леса на заре.
И прежде чем встали московские главы,
Смоленск возвели на Днепре.

В то лето было на болоте
Смородины черным-черно.
Глядит с кустов, а не сорвёте:
Шагнёшь – и засосёт на дно.

Еду я, солдат двадцатилетний,
По войне, с винтовкою в руке,
В первый бой, а может быть, в последний,
Вместе с другом на грузовике.

…Хоть здесь почти бомбёжек не было, –
Шинели всюду, гимнастёрки,
И так народу много бегало
Меж Пенз – От Первой до Четвёртой*!

Вот что значит привычка!
Фронтовик – он хитёр:
Под дождём с одной спички
Разгорелся костёр.