Курск на войне почти сгорел,
Но, возрожденный, он моложе,
А я, как видно, постарел.
И это не одно и то же.

Нас сдружила военная буря,
Перед Родиной долг породнил.
Я ему говорил об Амуре,
Мне дружок о Днепре говорил.

Романтики, мы увлеченно жили,
К полетам в небо так тянуло нас.
Но солнце тучи черные закрыли,
И нашу юность опалил фугас.

Только что пришла с передовой,
Мокрая, замерзшая и злая,
А в землянке нету никого,
И дымится печка, затухая.

Она была толста и некрасива.
И дула шнапс не хуже мужиков.
Не хуже мужиков басила
и лаялась – не хуже мужиков.

И убивали, и ранили
пули, что были в нас посланы.
Были мы в юности ранними,
стали от этого поздними.

С одним я даже не простился.
Другой – как бы во мгле.
Над миром бурей прокатился
Обвал ушедших лет.

Им мать не напевала колыбельной,
Им не досталось сказок от дедов,
Их сон тревожил рокот скорострельный,
И танков лязг, и причитанья вдов.

Моих друзей не надо искать
На кладбищах городских:
В два метра длиной кровать
Кажется тесной для них.

Ни складов, ни домов, ни бань…
Взрываются под бомбами вагоны.
Но мы стоим. Мы держим Котлубань
Измотанным в атаках батальоном.

«Не восполнив, крупицы не трону», –
Говорит, будто давний зарок,
Вспоминая до боли знакомый,
Обжигающий душу урок.

...Верден*,
Когда-то слывший адом,
Теперь – одна из дальних дат.
Он позади...

Один лишь раз всё это было:
Весна. Война. Последний бой.
Когда-то было и не сплыло,
И всё осталося со мной.

К кому – теперь уже не помню –
Та похоронная пришла.
Но боль ударила как молния
По людям нашего села.

«Неизвестный солдат…» – я руками
Прочитал – мне мешала трава...
Со щеки придорожного камня
Горькой вязью стекали слова.