Дочка, знаешь ли ты,
Как мы строили доты?
Это было в начале войны,
Давно.

Звёзды падают перезрелыми сливами.
Ходят сны по земле счастливые.
Голубиными лапками топоча,
Ходят сны сторожкие по ночам.

Не зелёные иголки,
Не хвои запах снеговой –
Дубок кудрявый вместо ёлки
С задорной рыжею листвой.

Ночь. В землянке темно.
Тишину на дворе
Нарушает смертельная вьюга.
Мы распили вино

Год сорок первый был таков:
Надежды и сомнения,
И колебание верхов,
Слепые заблуждения.

Еще той ночью игры снились детям,
Но грозным ревом, не пустой игрой,
Ночное небо взрезав на рассвете,
Шли самолеты на восток. Их строй

Заветлужье*, заветлужье,
Тихих стариц** порукружья,
Хмурой оторочены тайгой –
Там моё осталось детство...

Укрепленья бетонные руша
И железо сгибая в дугу,
Знаменитая наша «Катюша»
Заступала дорогу врагу.

На той войне, где были мы с тобой,
С распятым ртом в атаку не бежали,
За пять минут полки не окружали
На той войне, где были мы с тобой.

Слово гремело, неслось, катилось.
И мы выскакивали из землянок,
Еще не веря, что это случилось.
И слово катилось весенним громом.

Посередине всей России,
На самом краешке села,
Три пацана в избушке жили,
А на земле война была.

Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.

Не в силах радость вымерить и взвесить,
Как будто город вызволен уже,
Я в адрес: «Киев, Павловская, десять» –
Строчу посланье в тесном блиндаже.

Там, где хмурые кедры-молчальники
Озаряет закатный пожар,
Колдовал я, бывало, над чайником,
Золотистый готовя нектар.

С годами глубже в детство забираясь,
Найду костёр под пологом лесным.
О, радость! О, щекочущая сладость –
Тот, от ноздрей не отлетавший дым!