Он был беспомощно-смешон в строю:
Как поварской колпак, сидит пилотка,
Похожая на длинную змею,
В пыли дорожной тянется обмотка.

В испуге сонного ребёнка
Услышал я свой детский крик.
И в чёрной вражеской воронке
Представил вновь себя в тот миг.

Фугаски свистели ночами,
И взрывов пылали костры.
Гремели бои за плечами
Мальчишек военной поры.

Серые тучи несут нам разлуку,
Серые тучи и пыль над Литвой.
В серой шинели жмешь ты мне руку,
Мой рядовой.

Измятый, пожелтевший треугольник:
«Проверено цензурой», и печать.
Братишка мой, ещё вчерашний школьник,
Писал: «Привет, мои родные брат и мать...

Отчий дом в жестяной кепке рыжей
Даже в зной не ищет холодка.
Подобравшись к солнышку поближе,
Греет он ребристые бока.

От высоких гор, с быстрой реки Сукпая
Гнал я сохатого далеко, далеко…
Подо мною снег поднимался, кружился, сверкая,
Надо мною зимние птицы проплывали легко.

Когда умолкнут навсегда
Орудий грозные раскаты,
Я приведу тебя сюда,
В свои подземные палаты.

Дельцы в лимузинах, с Петровки шуршащих,
Фотографы в поисках броского кадра,
Посланцы лощёные недругов наших –
Все смотрят на сквер у Большого театра.

Она в простом армейском ватнике
Врывалась с нами на высоты,
А про нее в тылу развратники
Рассказывали анекдоты.

Ночную мглу прожектора косили,
Горело небо в росчерке свинца.
Не только у бойцов – у всей России
Край обороны лег через сердца.

Нам радости разве что снились.
Без хлеба, без ласки отцов
Мужали и в горе крепились
Мальчишки военных годов.

Жара беспощадная, злая,
И слева и справа – пальба.
Над нами полнеба пылает,
В полнеба пылают хлеба.

Я учился писать...
Мимо школы – колонны, колонны
Колыхались рекой
И впадали в невидимый фронт...

Конец войне – и горю бы конец!
Грустить и плакать вроде бы негоже.
Вернулся у товарища отец –
Порадуйся с товарищами тоже!