Проснемся, уснем ли – война, война.
Ночью ли, днем ли – война, война.
Сжимает нам горло, лишает сна,
Путает имена.

Мне нелегко, товарищ, вспоминать,
Как молча нас благословила мать,
Как мой сынишка-кроха умирал,
Как фитилек в коптилке догорал…

А военрук наш весел был,
И юн, и ростом мал.
И боевой мальчиший пыл
Душою понимал.

Полем, вдоль берега крутого
Мимо хат
В серой шинели рядового
Шел солдат.

Они лишь вечер были вместе.
Расстались в полночь у крыльца.
И, как слова в хорошей песне,
Соединились их сердца.

Мой сосед седой, дядя Саша,
Сорок первого очевидец,
Пишет письма в поисках павших –
Отзовитесь!

Вот это всё: поля, песчаник, глина
И соснами уставленный откос,
Деревня и Москвы-реки долина –
Можайским направлением звалось.

Только снег и пепел. На руинах
Печи, как распятия, стоят.
Только пепел. И сырой суглинок,
А под ним – ребята наши спят.

Кому не сладко пережить сначала
Тот самый знаменитый миг,
Когда у Белорусского вокзала
Стоял отвоевавший фронтовик!

Поклон всему, чему обязана
Я жизнью, радостью, судьбой:
Дымку над рыжею трубой,
Деревне под седыми вязами...

Мастерила мама покрывало
Из ярчайших тканевых полос,
Лоскутки годами собирала,
Так же день за днём я рядом рос.

Нам общее – вершина, ветер, небо
и то, что видел ты ещё как храм,
а я – уже скорей как небыль
иль боль камней от незаживших ран.

На заре – так устроен я, что ли? –
Снятся мне деревенские сны.
Вижу тропку, бегущую в поле,
И над ней – две ветвистых сосны.

На салазках кокон пряменький
Спеленав, везет
Мать заплаканная, в валенках,
А метель метет.

Мы в мир огня вошли со всеми,
тех дней до смерти не забыть,
нас, мальчиков, учило время
лишь ненавидеть и любить.