Мы шли и шли в атаки неустанно.
Берлин пылал. Дымился каждый дом.
А май свечами украшал каштаны
В разрытом парке, где катился гром.

Начало я проспал.
Рев, вопли, взрывы матерщины.
По улице, задрав –
столы, оглобли, выварки, узлы

Есть в Севастополе район. Давно
Его назвали люди Красной горкой.
От маков, что ли, всё кругом красно,
И отдаёт во рту травинкой горькой.

Он простыней улегся тонкой.
И мы забыли все дела,
Как будто встретились с сестренкой,
Как будто милая пришла.

Я жил в землянке вместе с теми,
Кто был войною в землю вжат.
Мы не кончали академий,
И нас доучивал сержант.

Крест-накрест двери заколочены.
Как дула – скважины замков.
О, эти сумрачные очереди
у продовольственных ларьков!

О, память! В этом благе и покое
Почаще взбудораживай мне грудь:
Напоминай про горюшко людское,
Про собственное горе не забудь.

Раздвигая меха нетугие,
Дед играет знакомый мотив
Про тревожные дни боевые,
Про товарищей павших своих.

Мы с фронтовым товарищем в Тбилиси
Траншеи вспоминаем за вином.
А переименованные ЗИСы
Бесшумно пробегают под окном.

Вешними заполонён цветами
Пригородный утренний перрон.
Песня, не затёртая с годами,
Закипает с четырёх сторон.

Меня не целовали, провожая,
И вслед невеста не заголосила.
По-матерински женщина чужая,
Помедлив чуть, мой лоб перекрестила.

Германия в огнях: огни, огни, огни…
А я иные вспоминаю дни:
Я вспоминаю всполохи огня…
Нет, не меня они ожгли. Но и меня.

Над очертаньями европы,
Мерцая миллионы лет,
На Альпы, Татры и Родопы
Созвездья льют холодный свет.

Моих друзей негромкие дела –
Следы давнишние
На партизанских тропах.
И всполохи берёзок на окопах...

Поставь, киномеханик, ролик,
И пусть с экрана загудит
Огонь военных кинохроник
И душу властно опалит.