Фронтовые поэты.В землянках, в блиндажах и каптёрках,в заскорузлых шинелях,в линялых своих гимнастёрках
Читать
Блокадному, не иному,Ржаному и не ржаному,Хоть звали его – ржаной,Землистому,
За семь верст отсюда пушки бьют,В битве люди истекают кровью.Здесь губами влажными жуютТравы разомлевшие коровы.
Мама,Что ты го́ришься,Отведи беду.Столько света в горнице!
Склонюсь к твоему изголовьюв плену у больничных палат,отец, истекающий кровью,как в тесном окопе солдат.
Мы похоронены где-то под Нарвой,Под Нарвой, под Нарвой,Мы похоронены где-то под Нарвой,Мы были – и нет,
Тихий Киев над седым ДнепромМедленно плывёт в осеннем небе...Площадям его в сорок второмСнились скифские глухие степи.
Я в детстве был обманут ясным небом…Не позабуду солнечного дня,Когда нежданно, с завыванием свирепым,Оно обрушило фугаски на меня…
Гудки охрипли, но басят, басят…И каждый на своей, особой ноте…Пришёл отец – ох, трудно в шестьдесят! –Угрюм. Видать, неладно на работе.
Деревню Павлово отбили в семь утра,Земля зарёй и заревом объята…Бойцам немедля выступать пора,И стали в строй комбат и… три солдата.
На дне окопного оврагаДобыл я гильзу из стеныА в ней – истлевшая бумага,Письмо, пришедшее с войны.
Я жил в задымлённом бараке,В туманном мире детских грёз.Сквозь песни пьяные во мракеСтонал далёкий паровоз.
Пускает корни лебеда.Пускай растёт. Она права.А мне и нынче лебедаНе просто так – трава.
После трудного боя достался матросамЭтот каменный полуразрушенный дом,Что стоял у дороги, над самым откосом,Озаренный огнем, на пригорке крутом.
Через поле мчатся танкиНапрямки.Поднялися спозаранкуВ путь стрелки.
Идет комбайн по танковому следу,Берлинцы стоя слушают наш гимн,И слово долгожданное «Победа»Вдруг с именем сливается твоим.
Календари не отмечалиШестнадцатое октября,Но москвичам в тот день – едва лиИм было до календаря.
В Рыбацком по берегу девочка шлаТропой, что к Неве протянулась.А рядом, в волнах, бескозырка плыла,И девочка ей улыбнулась.
Провал окна. Легла на мостовуюТень, что копилась долго во дворе.Поставлены орудья на прямую,И вздрагивает дом на пустыре…
Начиналось с медных труб.А потом –В огонь и в воду.Навзничь.
А мы такую книгу прочитали…Не нам о недочитанных жалеть.В огне багровом потонули далиИ в памяти остались пламенеть.
Погоди, дай припомнить… Стой!Мы кричали «ура»… ПотомЯ свалился в окоп пустойС развороченным животом.
Пришла печальная и строгая.Не день, не два ее сюдаВезли железною дорогоюНа Крайний Север поезда.
Славно воевали моряки,Перед смертью смазали замки.Командор о будущем мечтал –Не ржавеет мужества металл.
Открыта дорога степная,К Дунаю подходят полки,И слышно – гремит корпусная,И слышно – гремят башмаки.
На серой северной скале,Где всё сметала смерть,Сумела на родной землеБерёза уцелеть.
Берлин горит…Мне снится отчий дом…Кружится белый пух и серый пепел…– Открой мне, мама…
Берлин горит. Подтаявшая тьмаВсе выше поднимается и выше…Огонь вошел в угрюмые дома,И с тяжким гулом оседают крыши,
Мы в том болоте сутки спали стоя.Нас донимали мухи и жара.Оно было зеленое, густое.В нем от застоя дохла мошкара.
Не гремит колесница войны.Что же вы не ушли от погони,На верху бранденбургской стеныБоевые немецкие кони?
От знакомых запахов хмелеюИ вокруг во все глаза гляжу.По шумливым Брасовским аллеям,Словно в детство, заново вхожу.
Затишье… Попадали группами,Сразу уснули, усталостью стёртые.В крови, обнявшись, живые с трупами.Не противно – все будем мёртвые.
Мы не заснули ни на мигТой ночью бесконечно длинной.К себе наш сон переманив,Набрякли звезды над чужбиной.
Ты без конца глядишь в окноНа пыльный и пустой задворок,И чуткий градусник давнокричит надрывно: сорок! сорок!
В детстве мать мне часто пела песнюО чудесных, сказочных краях,О жар-птице в синем поднебесье,О семи лихих богатырях.
Все стихи, Книга 2, 1945
Все стихи, Книга 1, Год не указан
Все стихи, Книга 3, Год не указан