Я бессмертен, пока я не умер,
И для тех, кто еще не рожден,
Разрываю пространство, как зуммер
Телефона грядущих времен.

Как много нынче снега талого
По всей дороге развезло…
Я на попутке до Началово* –
Спешу в родимое село.

На соборе профиль прусский –
Благородный Бах.
А в камнях – солдатик русский
С кровью на губах…

Отбить у немцев маленький квартал –
Таков приказ. Он ясен был и краток.
Но легче было б перегрызть металл,
Чем сделать под огнём шагов десяток.

Война – страда. Она – рытье окопов,
Соль на спине и дыры на локтях.
У нас, как у заправских землекопов,
Мозоли затвердели на руках.

Небеса расцвечены алмазами,
Возжигает Родина огни.
Всё о вас, родные сероглазые
Братья драгоценные мои!

Война вовсю гремела за Уралом.
Хоть город наш и был в глухом тылу,
Всегда висел противогаз в углу
И часто днём сирена завывала.

Это я был на бронеплощадке –
Долговязый, робкий, молодой?..
Немцы клали в шахматном порядке
Мины – неминуемой бедой.

Здравствуй, Лаптюг, родной лесопункт,
Ненадёжный хранитель наследства!
Не сберечь тебе родственных пут
Послевоенного детства.

За час перед рассветом – тишина.
Через окопы спящей обороны
Ползет туман, как молоком, до дна
Заполнив чаши бомбовых воронок.

Ночь такая, как будто на лодке
Золотистым сияньем весла
Одесситка, южанка в пилотке,
К Ланжерону меня довезла.

– Добить врага! – нам Родины приказ.
Мы третьи сутки не смыкаем глаз.
Мы наступаем. Бьются у реки,
Тесня врага, советские полки.

Только лишь солнце зашло –
Сумерки враз наступили
И захлестнули село,
Черной водой затопили.

Под ивняком из мёрзлого болота
Дым ядовитый медленно ползёт.
У амбразуры вражеского дзота,
Закрыв собой немецкий пулемёт

Пасхальной ночью
у двух проталин
Два трупа очнулись
и тихо привстали.