И мы бы домой возвратились со славой,
Да наша судьба оказалась иной.
Не жди, дорогая, – лежу под Варшавой
И ветры чужие поют надо мной.

Не гремит колесница войны.
Что же вы не ушли от погони,
На верху бранденбургской стены
Боевые немецкие кони?

И содрогнулись колокольни,
И свечи вспыхнули в ночи…
Опять в моей Первопрестольной
Во славу музыка звучит.

Оставил бурный паводок в садах
На верхних ветках мусор и солому,
Как будто своему разгулу злому
Предельный уровень отметила вода.

Звёзды падают перезрелыми сливами.
Ходят сны по земле счастливые.
Голубиными лапками топоча,
Ходят сны сторожкие по ночам.

Будоражат память мне детства отголоски,
И змеится, вдаль скользя, колея повозки.
Ось колёсная с утра дёгтя переела –
Густо мажется трава следом то и дело.

Там, в Берлине, когда уезжал,
Подарила товарищу рота
С тёмной надписью светлый кинжал.
«С нами бог!» – перевёл ему кто-то.

Ты крепко спишь в земле столичной,
Покрытый знаменем страны,
У той державной и кирпичной,
У красной зубчатой стены.

Мы уходим на северо-запад,
И рыдает, и пляшет перрон,
Но гармонь, задохнувшись внезапно,
Замерла – и притих батальон.

А ты кричал под бомбой «мама!»,
Когда метнулась смерть в глаза?
Когда кощунственная «рама»*
Тебя попятила назад –

Трое суток шли, и снова
Сеновал стал былью.
Пауки плетут основу
По застрехам пыльным.

Сонно дышит брянский лес.
Тишина – на всю округу,
В синей роздыми небес
Потянулись гуси к югу.

…Опять эти инвалиды без очереди…
Из разговора в магазине
Двор неспешными мерит шагами,
Снег крахмально скрипит под ногами.

Ботинки выпачканы грязью,
мы шли как будто бы во сне,
как будто всё это в рассказе,
а не в действительной войне.

Некрасивая, добрая мамка,
Жизнь твоя, это верно, крута.
С неба хлещет бесплатная манка –
Ледяная сухая крупа.