Вновь слезой набежала
чистой песни волна.
Музыканты базара,
это ваша вина!
Сельсовет послевоенный!
Пламя памятных годов…
Тут огонь семилинейный
жгли до третьих петухов.
Степь да степь впотьмах лежала,
волки выли во снегах,
но Совету надлежало
всё обдумать, что и как.
И считай, что всё на свете
знали в нашем сельсовете!
Не от умных агитпропов
всяк историю постиг,
географию Европы
тоже знали не из книг.
Уцелевшие от смерти –
только их и не взяла –
семь мозгов и семь кисетов,
семь строителей села.
Сельсовет табак курил,
разговоры говорил.
Тут знакомы-раззнакомы,
кровью сроднены вполне,
обсуждались Жуков, Конев –
сослуживцы по войне.
Круто и неоднократно
за каких-то пять минут
политическую карту
перекраивали тут!
Одноногий председатель
проницательно молчал,
а его дружок-приятель
176
на Америку серчал!
Самосад в кисет сминая,
заикались и про то,
как нагрянет посевная.
Отвергали: «Это что!»
Только в мировой лавине
бились в тишине сельца
их военно-полевые
воспалённые сердца!
Шли домой, скрипя протезом,
семь теней селом ночным –
мировым противовесом
всем буржуям мировым…
Затянув ремень потуже,
в день вступали трудовой.
На краю беды-бедущей.
На своей передовой.