Ах, мудрости стертые –
С ними легко
Быть ни в чем не повинным!
Нас-то ведь нет

Разве можем мы быть равнодушными к злу?
Страшный призрак я вижу сквозь смрадную мглу:
Черным прахом дымятся на страшных кострах
Миллионы людей, превращенных в золу.

Опять декабрьские шторма,
Опять авралы до утра,
И рвутся якорь-цепи,
И море, цвета буйных трав

Один мой друг, с которым на войне
Пришлось лежать в одном окопе мне,
С кем под шинелью я одною спал,
С кем всю войну прошел в дыму, огне,

Все на белом свете разъезжаться стало.
Поднялись и едут. Встали и идут.
Пастухи уводят золотое стадо,
Потому что надо воевать и тут.

Под калибры, прицельно бьющие,
Стали маменькины сынки.
Некурящие и непьющие,
Не любившие по-мужски.

Развернуть бы свиток жизни
И прочесть ее с начала,
Чтобы детство, светом брызнув,
Звонким смехом прозвучало.

Здесь был окоп. Сам рыл. навек запомнил.
Недальний бой гремел, что камнепад.
Тяжелые, суглинистые комья
лопаткою выбрасывал солдат.

Тем, кто смелей и моложе, –
Мной не забытый герой.
Это меня он тревожит –
Свет над Поклонной горой.

Идем вперед
В знаменах грозной славы,
Свинцом прошитых, вихрь степной поет.
Советский снова Малоярославец

Москва, как мать, нас провожала в бой
В день Октября. Не таял снег на лицах.
Нет у Москвы других – и мы собой
Закрыть должны все подступы к столице.

В музее видел партбилет,
И до сих пор покоя нет.
Глаза закрою – все равно
Не сходит алое пятно.

На стене тюремной
Сердце и стрела…
Горькая легенда
До меня дошла.

Кукушка, словно бы из детства
впорхнула в память тишины.
Вернулся я, куда мне деться…
И вещмешок из-за спины.

Лишь губами одними,
бессвязно, всё снова и снова
Я хотел бы твердить,
как ты мне дорога…