Ещё порой ей снились по ночам
Пороховое огненное небо
И тусклая над книгою свеча,
Невкусный, горьковатый
ломтик хлеба…

Связисты накалили печку –
Не пожалели дров.
Дежурю ночь. Не надо свечку,
Светло от угольков.

В сыром окопе и в чаду вагонном,
Где повстречаться ни пришлось бы нам, –
Солдата узнают не по погонам,
По стоптанным в походах сапогам.

Он всем хорош, солдат толковый:
Силен – не скажешь ничего.
Он и в строю – правофланговый,
Всегда равненье – на него.

Адрес краток: вместо дома-улицы –
Только номер почты полевой…
Детские каракули сутулятся:
ПАПКА...

Нам удаются фильмы о войне.
За них вручают премии нам в Каннах.
…А в Канске – плачут.
В Канске у экранов
не спорят о подтексте и игре.

Всё кругом горело и дымилось.
Я лежал средь выжженной степи.
Вижу: надо мною ты склонилась:
– Потерпи, братишка, потерпи.

Романтики, мы увлеченно жили,
К полетам в небо так тянуло нас.
Но солнце тучи черные закрыли,
И нашу юность опалил фугас.

Года послевоенные.
Барачный неуют.
Хлебы благословенные
по карточкам дают.

Горька у старика судьбина.
А всё проклятая война!
Дала медали, ордена,
Но отняла жену и сына...

Как поле колосится!
Как тучен колосок!
И клонится пшеница
На запад и восток.

У меня был сад в цвету – он изрублен в щепы,
У меня был дом – его занял враг свирепый.
Если друг остался там – он во мраке склепа.

«Спокойной ночи».
Поздний вечер.
В окне – твой заострённый профиль.
Опять не спишь. Меняешь свечи.

Под сводами зеленокрылыми,
Где каждая плачет сосна,
Меж братскими шли мы могилами,
Читая бойцов имена.

Стаканы с мадерой и чаем,
Веселие в нашем окне:
Победы пять лет отмечаем.
Без малого столько же – мне.