Едим замёрзшего грача
В уюте тесного жилища.
Она красна и горяча,
Морозом даренная пища.

Земля – не только шепот ночи,
Стволы берез, шагнувших вдаль,
Где запах трав гортань щекочет.
Она – любовь моя, печаль.

Едва война сменилась миром
И стала тишь, куда с добром,
Вдруг, неподвластный канонирам,
Из тучки выкатился гром.

Хорошо до слёз! Истома.
Заурчало в самоваре.
Я отпущен из детдома,
Знамо, в гости к тётке Марье.

Весна всегда похожа на победу…
На солнце – жизнь, в оврагах – трупный снег.
И как-то убедительней «приеду»
Сегодня я пишу в своем письме.

Над крышей рваной небо хмуро.
И все ж, какой ни есть, приют:
Проемы окон – амбразуры,
И только пули не поют…

Когда опять гремит салют,
Когда звенят медали,
И режут хлеб, и водку пьют
За то, как воевали;

Она при встрече людям говорила:
– Какие ж были у меня дела…
Я никогда в разведку не ходила
И самолёты в небо не вела.

О, с чем сравню тебя, Родина,
Моя дорогая страна?
Сравню тебя с морем, Родина, –
Но в море достигнешь дна.

Рысцою размеренно-строгой,
Под танковый грохот и гуд
К переднему краю дорогой
Собачьи упряжки бегут.

Отгремели грозные сраженья,
и с годами появилось кредо:
немцы одержали пораженье,
потерпели русские победу.

Окончен бой. Я вышел на дорогу –
Хотелось мне на пашни поглядеть,
Чтоб успокоить ратную тревогу
И сеять только зерна мира впредь.

Когда над Волгой только-только
Зажгутся первые лучи,
Мальчишки из тебя осколки
Вновь извлекают, как врачи.

По старой памяти, как будто невзначай,
Я захожу к твоей седой старушке.
В коричневые глиняные кружки
Она душистый разливает чай.

Если ночью вышел в час тревоги,
Ты иди и не гляди назад.
Будет ветер звать нас у дороги,
Будет простирать к нам руки сад.