22 июня стройными рядами
доблестная германская армия,
неся на подошвах своих сапог
целостность своей территории...

День угасает в отблеске багряном,
Но только свет в квартире не включён.
И потолок становится экраном,
А память по нему скользит лучом.

Я не был сам на той войне
И не участвовал в сраженьях,
Но проявлялась жизнь во мне
В её кровавых измереньях.

Небо смрадное над рожью.
Полыхает степь огнём.
Мы идём по бездорожью,
По родной земле идём.

Передний край, коварный и угрюмый,
Без жителей, без песен, без огней…
Он говорит: «Ты о Москве не думай».
А я молчу и думаю о ней.

Гудит под ногами
Чужая земля.
Шумят под ветрами
Чужие поля.

Тяжелый танк, подбитый нами,
На брюхо вспоротое сел.
А я вчера в Саратов маме
Письмо отправить не успел.

Теплушка с зябнущими стенами.
Закат. Я помню и сейчас,
Как мама долго и растерянно
Всё пересчитывала нас.

Они ушли, ушли в закат.
Они под Пулковом лежат.
Они под Прагою лежат.
Они по всей земле лежат.

Кто-то в детстве мяч гонял ногами,
Кто-то плакал от больших утрат…
Боль мою делил я с голубями,
Тишину встречая по утрам.

Солнце жаркое повисло,
Тяжкий гром орудий стих…
Три сосны стоят над Вислой,
Я в тени укроюсь их.

Еще невнятна тишина,
Еще в патронниках патроны,
И по привычке старшина
Бежит, пригнувшись к батальону.

Мне от тебя ничего не надо.
Ты существуешь – уже награда.
В хрупкой скорлупке воображенья
Вижу земли моей напряженье.

Ялавр*…
Ялавр…
В волненье
Я вспомнил про детства село.

От самой Старой Руссы
Сквозь бури и огонь
Парнишка светло-русый
Пронес свою гармонь.