Ты крепко спишь в земле столичной,
Покрытый знаменем страны,
У той державной и кирпичной,
У красной зубчатой стены.

Глухой зимой в лабазе мрачном,
Где прежде сроду не бывал,
Для друга, что лежал с горячкой,
На рынке мёд я покупал.

Как трудно берёзам стоять на ветру,
корнями уйти во вчера,
когда проступают сквозь бересту
лагерные номера!

Снаряд был яростен и слеп,
С клеймом чужой державы
В земле, распаханной под хлеб,
Лежит осколок ржавый.

Как будто голос он сперва проверил,
Тихонько звякнул – и опять молчок.
И вздрогнул человек.
И не поверил.

Илистых плавней желтый янтарь,
Блеск чернозема.
Жители чинят снасть, инвентарь,
Лодки, паромы.

Нам не жить как рабам –
Мы родились в России,
В этом наша судьба,
Непокорность и сила.

Красный стяг над Рейхстагом
И над площадью Красной,
Разным меченый знаком
В измерении разном.

Над всей землёю речь наркома
Летела гневно, как набат.
Был нами тут же атакован
Районный наш военкомат.

Там на западе глубоко
Пушки землю роют вновь…
Мать на подвиг на высокий
Сына шлет, родную кровь.

Смуглые горластые ребята
К поездам бежали поутру –
Возвращались с запада солдаты,
Задыхались песни на ветру.

У костра пехотного полка
Грелась и дымила вся Россия.
– Нет ли среди вас, друзья, – спросил я, –
С лужским самосадом земляка? –

Подошел я к низенькой калитке.
Детвора копается в песке.
«А в войну стояли тут зенитки» –
Написать бы надо на доске.

Стадо хранил, разрешал и вязал,
Зрел покаянье и вины.
Как-то пред самою смертью сказал:
– Ночь будет долгой и длинной.

Прости, если письма приходят нечасто:
Всё дальше война от отеческих мест.
Неделю назад штурмовали мы Яссы,
А нынче без боя вошли в Бухарест.