Ночь без сна, в метель и дождь – без крова,
Чужд шоферу на войне покой –
Гасли дни и зажигались снова
На моей дороге фронтовой.

Хмельные вагоны на рельсах шатались.
И Курск, и Орел позади уж остались…
И вечер окрашен был ультрамарином,
Когда я увидел в окне Украину.

Ты со мной прошла дорог немало,
Нас пекла жара, секла метель.
Ты меня в походах согревала,
В битвах от врага маскировала

Генеральская зелень елей
И солдатское хаки дубов.
Никаких соловьиных трелей,
Никакой болтовни про любовь.

Погасли звезды в полумгле багровой.
Тянуло дымом горестным с реки.
Мы шли на фронт по площади Дворцовой,
Примкнув к винтовкам новеньким штыки.

Помнишь те ночи, дождями омытые?
Помнишь бойцов, что стонали в углах?
Лица суровые, пылью покрытые,
С отблеском боя в бессонных глазах.

У нас зима. Колючие метели
Нещадно жгут солдатское лицо,
Но я пишу, прикрыв листок шинелью,
Склонясь на пень, вам это письмецо.

Войну, как в небыль, унесло,
В сирени мирной тонет улочка.
Но, как и прежде, за село
Выходит в белом Дарья-дурочка.

Не думал, что будет так трудно влезать
В кузов полуторки. «Все!»
Рванулись. И отлетает назад
Киевское шоссе.

Где созревать бы надо хлебу –
Лежали минные поля
И с криком вдруг вздымалась к небу
Большая рваная земля.

Помню очень смутно и немного:
Сорок третий… Ёлка… Дед Мороз…
«Граждане, воздушная тревога!» –
Встав на стул, я громко произнёс.

Я сидела скучала, книжку листала вяло.
Через форточку лился в комнату детский плач.
А по радио дикторша объявляла,
Как простую программу радиопередач...

Морозный вечер. Одеялом
Замаскировано окно,
Коптилка светит светом малым,
И в комнате почти темно...

В буре электрического света
Умирает юная Джульетта.
Праздничные ярусы и ложи
Голосок Офелии тревожит.

С детства, помню, мечтала
я увидеть Москву.
Годы шли. Подрастала.
Сбылся сон наяву.