Я стрелял и стрелял, а они всё бежали
В сне одном – на меня, в сне другом – от меня.
А останки отца где-то в Польше лежали
И просили, просили огня.

Наши армии на запад в жажде мести мчатся в бой,
И орудия салюта громыхают над Москвой.
Вы встаете предо мною в свете праздничных ракет –
Павшие во имя славы – вы, друзья прошедших лет.

Двумя досками дверь моей квартиры
Забита накрест в первый день войны.
Четвертый год я странствую по миру,
Оставленной не помня тишины.

Облака плывут над Бугом,
Плещут волны в берега.
И следим мы друг за другом –
Два смертельные врага.

Парень предложил покупку мне –
Орден адмирала Ушакова:
– Покупай, недорого прошу,
Будет тебе память о России.

Открыта дорога степная,
К Дунаю подходят полки,
И слышно – гремит корпусная,
И слышно – гремят башмаки.

Из старой зисовской рессоры
(А сталь давалась нелегко)
Он был откован мне на совесть
Одним смоленским стариком.

Коль выпал жребий – все стерпи.
Нас ждет горящий Сталинград.
Три дня шагаем по степи.
Три дня нас «юнкерсы» бомбят.

Гудок паровоза подобится стону,
Всё дальше и дальше плывёт над тайгой,
А мама моя всё бежит по перрону,
Хотя пятый месяц беременна мной.

В каждом доме утром рано-рано
слышатся знакомые слова.
Это твердый голос Левитана,
словно клятва: «Говорит Москва!»

Снился мне тревожный ветра клекот,
Пушек сталь, июля тяжкий зной
И еще простертое широко,
Плещущее море надо мной.

Постели ты, ветер, мне постель из листьев,
У глухой дороги мягко постели.
Я устал на свете от людской корысти,
Жгут мне грудь тревоги, скорбь родной земли.

Валились лошади без силы,
И снег их трупы заносил,
Барахтались автомобили,
Буксуя из последних сил,

Мы прятали его в ладонях темных штор,
В машинах свет тлел тускло, как янтарь.
Но он был независим, он был горд
И требовал свободы, как бунтарь.

Вы знаете, как в лёд вмерзают люди?
Мне, как живой, вновь видится всегда
Тот взвод солдат на Волхове, я буду
Их помнить все грядущие года!