Перед дальней дорогой – давай повторим,
Как гляделись мы, помнишь, в лесную криницу
Как, смеясь, pасставались мы с детством своим,
В опрокинутом небе искали синицу.

За речкой Нарвою вчера
Я шел с врагами биться.
Мое победное «ура!»
Слыхала мать в столице.

На отвоеванном вчера лишь полустанке,
Решив отметить дело наших рук,
В накуренной, натопленной землянке
Мы у огня уселись в тесный круг.

Могильный холмик. Ни имен, ни дат.
Но люди помнят, что на этом месте
Погиб и похоронен неизвестный
И никому здесь не родной солдат.

Снег, снега… В полях бушует вьюга –
Еще сильны законы февраля.
Но погляди: воспрянула земля
От Севера до солнечного Юга.

Город над вольной Невой,
Город нашей славы трудовой,
Слушай, Ленинград, я тебе спою
Задушевную песню мою.

В пыльной шинели пришла я домой,
Только и дома не так, как было:
Ива под окнами стала немой,
А ведь когда-то она говорила.

Труднейшая задача решена:
Разведчики взять пленного сумели.
Всем повезло. Вот только старшина
Лежит на окровавленной шинели.

Немало их на сопках и в долинах,
камней, что всем и каждому видны, –
их ставят, по обычаям старинным,
солдатам, не вернувшимся с войны.

Во мне – два метра. В нем поменьше было.
А сколько – память долго не хранила.
Мы с ним сравнялись в росте – до земли,
Когда на землю под огнем легли.

Гудок паровоза подобится стону,
Всё дальше и дальше плывёт над тайгой,
А мама моя всё бежит по перрону,
Хотя пятый месяц беременна мной.

Один – безрукий, тот – с культяшкой,
С чахоткою, а кто – кривой...
Хоть в сторону вздыхали тяжко,
Но радовались: всё живой!

Забуду ль я когда-нибудь,
Когда пройдет в душе невзгода,
Про свой бредовый, сложный путь,
Какой прошел я за два года?

Женщина погибшего на фронте
Спит у железнодорожных касс.
Вы её, пожалуйста, не троньте.
Пусть она не беспокоит вас.