Ты прости, дорогая, прошу,
что, умея так нежно любить,
собираюсь так долго прожить,
на немецкие трупы гляжу
Я их нашел в стране чужой,
в дымящихся руинах.
И побледнел. И взял с собой
в Россию из Берлина.
И чтобы пройденных путей
не забывать до смерти,
один-единственный трофей
храню – перчатки эти.
Кто их кроил и кто их шил
по модам зарубежным,
кто их по праздника носил
с изяществом небрежным?
Где та, оставившая след
холеными руками?
Перчатки пахнут столько лет
парижскими духами.
Как будто вижу и сейчас:
сквозь них под звуки вальса
те руки жали ей не раз
и целовали пальцы.
Любую рану затяни,
ты, время, без остатка.
Но как забуду? Вот они,
берлинские перчатки!
Нет, человек! Смотри острей,
чтоб впредь не сшили тоже
для мира памятный трофей
из человечьей кожи!