Уже в планшеты уложили карты,
Водители моторы завели.
В обрубленный, расстрелянный Тиргартен
Сурово и безмолвно мы вошли.

Она молилась за победу,
Шесть сыновей на фронт ушли,
Но лишь когда упал последний,
Чтоб никогда не встать с земли,

Меня шатало после смены:
Всю ночь заказ для фронта шёл…
А дома не было полена,
И ноги жёг холодный пол.

Алели флаги маково
Девятого мая.
Старушка пьяно плакала,
Слёз не утирая.

Здесь, где стояли венгерские части,
Встал наконец-то мемориал.
Бог на органе незримом сыграл,
Чтоб улеглись волны мстительной страсти.

Зябко поникла трава на лугах,
дождик безбожный…
Тысяча лет на моих сапогах
глиной дорожной.

Гитлер начал войну в воскресенье.
Вдруг. Внезапно. Как землетрясенье.
В тот же день я был призван и форму надел,
Отрешился от штатских мыслишек и дел,

Где бойцы украдкой точат
Лезвие меча?
Лес – их дом. Им светит ночью
Месяц, как свеча.

Снаряд был яростен и слеп,
С клеймом чужой державы
В земле, распаханной под хлеб,
Лежит осколок ржавый.

Прикрыв мальца своею кацавейкой,
пока он спал, хмелея от тепла,
задумчивая старая еврейка
от голода под утро умерла.

Снова слышен вой снаряда,
Накрывающего цель.
Много дней идет осада,
Злобный зверь забился в щель.

Был ты ранен в жестоком бою,
В жестокой сражен борьбе,
Твой друг разорвет рубаху свою,
Твой друг перевяжет рану свою,

Башня есть под Ленинградом,
А на башне – циферблат.
Разорвался с башней рядом
Неприятельский снаряд.

Гроза – доколе?
Но в начале мая
Над миром встала тихая заря.
Она доныне, жарко полыхая