Я рифмовал в четвёртом, в школе...
Я рифмовал в четвёртом, в школе,
Но слов припомнить не могу.
Мой первый стих родился в поле
На окровавленном снегу.
Этот холм не забыть, не забыть никогда.
Обелиск на холме, вырезная звезда.
Завершилась война, завершились бои,
А под прусским холмом – побратимы мои.
Здесь Иосиф Гофштейн и Петро Иванчук,
Митрофанов Степан и Ашот Акопян.
Глух и скорбен саперных лопат перестук,
И клубится седой предрассветный туман.
Митрофанов Степан – коренной сибиряк.
Был он крепок, как кедр. Продублен на ветрах.
Не могу его мертвым представить никак,
Хоть была его грудь в жестких шрамах – узлах.
А Петро Иванчук – хлебороб, селянин,
Пахарь, сын приднепровских раздольных равнин.
Он до боя, я помню, рассказывал мне,
Что садок свой и пашню «побачив»* во сне…
Черноглазый Ашот был безудержно смел,
Из окопа он выпрыгнуть первым сумел,
И в атаку пошел под секущим огнем,
И упал, и шинель загорелась на нем…
А Иосиф Гофштейн – одессит-весельчак,
Он носил ПТР** на некрепких плечах,
Но когда раздавалось на марше: «Привал!» –
Даже тот, кто, как дьявол, смертельно устал,
Слушал байки его «за Одессу» свою,
Оживал, не роптал он на долю свою…
Завершилась война. Отгремели бои.
Не вернулись домой побратимы мои.
Этот холм – роковой и последний их кров,
И смешалась с землею их братская кровь.
Сосны глухо шумят. Дятла мирного стук.
Как тогда, в сорок пятом, – белесый туман.
Здесь Иосиф Гофштейн и Петро Иванчук,
Митрофанов Степан и Ашот Акопян…
* Увидел (укр.).
** Противотанковое ружье.