Провожали меня на войну,
До дороги меня провожали,
На село я прощально взглянул,
И вдруг губы мои задрожали.

Ночь накрыла всю землю орлиным крылом,
Отступила она перед Вечным огнем,
У огня тополя часовыми стоят,
В честь тебя он горит, неизвестный солдат.

Им, помнившим Днепр и Ингулец*,
Так странно – как будто всё снится –
Лежать между радостных улиц
В земле придунайской столицы.

В бледные окна сочится рассвет.
Сны угасают – и сходят на нет.
Сизой позёмкою занесены
послевоенные долгие сны.

Город над вольной Невой,
Город нашей славы трудовой,
Слушай, Ленинград, я тебе спою
Задушевную песню мою.

Был дом. Была с наивной верой
Подкова врезана в порог.
Но пал на камни пепел серый,
А дом бегущий немец сжёг.

Скупясь, о войне говорили,
Была эта рана свежа.
Ещё проступала из пыли
Осколков кровавая ржа.

Едва приехали – и сразу из теплушек.
Какой-то маленький литовский городок.
– А ты чего, браток стоишь, развесив уши?
А ну, давай сюда, делить сухой паёк!

Вчера мне ещё
Две медали вручили…
А тем не вручить,
Кто войною сражён:

На старые окопы, дзоты, доты,
Оставленные средь полей войной,
Колосья в наступленье, как пехота,
Идут сплошной солдатскою стеной.

Оно стоит среди ржаного поля
На самой ближней к хутору версте.
И каждый смертный кланяется в пояс
Его святой и строгой простоте...

Был он пасынком тыла,
И его, как смогла,
Не родня приютила –
Станция Юшала*.

Рассвет над Волгою осенней,
И не понять – туман иль дым.
И вспоминается Есенин:
«…не буду больше молодым».

Кружится тихий снег.
Жарко горит село.
Небо, как в страшном сне,
Пламенем обнесло.

Любимая! Не раз я рвал цветы
На поле, где зимой прошли бои:
Быть может, в блиндаже уснула ты,
И я тебе отдам цветы мои.